Депеш Мод

Какао открывает нам двери, вы поняли? переспрашивает — до Конечной, там пересядете, выйдете на Узловой и там уже совсем рядом, пару часов, — добавляет он и суёт нам какую-то брошюру, что это это за говно? спрашивает Вася, возьмите, произносит Какао, и пусть откровение господне будет с вами. Вот мудак, говорит Вася, уже когда двери за нами закрываются, ага, — говорю, мудак, мы спускаемся вниз и уже на первом этаже возле лифта видим тело Собаки, Собака, кричу я, слушай, он, кажется, всё-таки умер, да подожди, успокаивает меня Вася, подходит к собачьему телу и переворачивает его вверх лицом, Собака весь заблёванный, но ещё живой, ещё бы немного, и он бы, наверное, всё-таки умер, захлебнулся бы собственной блевотиной, настоящий тебе Хендрикс, что тут скажешь, как бы он потом перед господом предстал бы — со своими белыми шнурками на военных башмаках и весь облёванный, мы его поднимаем, Собака, говорим, Собака, просыпайся, он приходит в сознание, даже узнаёт нас, я заблудился, говорит, вышел, водяру купил, вернулся — а куда идти не знаю, сидел тут, ждал, что кто-то из вас выйдет, а водяра где? спрашивает Вася, водяру я выпил, произносит Собака, дождь пошёл, холодно было, я же думал, вы выйдете за мной, ладно, — разочарованно произносит Вася, ты можешь идти? да, всё нормально, — Собака поднимается, и мы выходим на Гоголя.

00.30

— Что делать будем? — спрашивает Вася.

— Поехали домой, — говорю.

— А Карбюратор?

— А что Карбюратор? С Карбюратором всё хорошо. А этот вот точно никуда не доедет. Не будешь же ты его тянуть на себе аж до Узловой?

— Всё нормально, — произносит Собака. —Я в норме. Я доеду.

— Может, лучше домой? — спрашиваю.

— Нет, — говорит Собака. — Только не домой.

— Ладно, — говорю. — Но как мы туда доедем. Бабок всё равно нет.

— Надо было у этого мудака занять, — говорит Вася.

— Не хочу я у него занимать, — говорю.

— Ну, так что делать?

— Слушай, — вдруг произносит Собака, —тебе же Маруся что-то за Молотова давала.

— Точно, — говорю. — Я совсем забыл. — Я лезу в карман и достаю оттуда достаточно-таки нормальную двадцатку. — Прикол, — говорю. — У нас, оказывается, есть куча денег. Только нужно их где-то поменять. И при этом сразу же не потратить.

00.45

Мы сдаём нашу двадцатку в киоске неподалёку, и ещё даже не успеваем пересчитать сумму в национальном денежном эквиваленте, как на нас наталкивается наряд. Даже документы не спросили. Круговорот воды в природе.

01.25

— Сынок?

— Николай Иванович…

— Я же тебе говорил, чтобы такого больше не было.

— Николай Иванович, я сейчас объясню.

— Что ты мне, блядь, объяснишь?

— Николай Иванович…

Ладно, произносит Николай Иванович патрулю, я их забираю, это с тобой? спрашивает он у меня и показывает на Васю с Собакой, со мной, говорю, со мной, и этот облёванный, показывает он ещё раз на Собаку, с тобой? со мной, говорю, ну ладно, пойдём ко мне, я их забираю, говорит он ещё раз патрулю, поговорю с ними в МОЁМ кабинете, ясно? товарищ капитан, произносит патруль, мы же их, типа для плана, пошли на хуй, говорит им Николай Иванович, ясно? ясно, печально говорит патруль и идёт дальше на охоту, план всё-таки.

— Значит, так — вы двое сидите здесь, в коридоре, и ждите. А ты, — показывает он на меня, — за мной.

— Хорошо, — говорю я и захожу в завешанный агитацией кабинет. — Сколько у вас здесь плакатов, — говорю.

— Ты, блядь, мне ещё поговори, — нервничает Николай Иванович. — Ты мне ещё поговори. Я тебе, блядь, дам плакаты. Я тебе что говорил? Попадёшься мне на глаза — убью. Говорил?

— Говорили.

— Ну?

— Николай Иванович…

— Что?

— Извините. Я не собирался сегодня пить. Вы понимаете… Мы просто с поминок.

— Откуда?

— С поминок.

— С каких поминок?

— Декан… — выдавливаю я из себя.

— Что?

— Декан, — говорю я. — Умер в пятницу. Сегодня хоронили. Мы помогали на кладбище. Знаете, там яму выкопать, тело присыпать.

— Серьёзно? — растерянно спрашивает Николай Иванович.

— Ага.

— А без шнурков почему ходишь?

— Так вы же забрали, Николай Иванович.

Николай Иванович долго и печально молчит, но шнурки не возвращает.

— Эх сынок-сынок. Что же мне с тобой делать?

— Не знаю, — говорю. — Бабок нет. Декан умер.

— Как его хоть звали — твоего декана?

— А хер его знает.

— Как?

— Ну, у него фамилия такая была, знаете…

— Понимаю, — задумчиво произносит Николай Иванович.

— И что за страна такая блядская? — внезапно говорит Николай Иванович. — Народ мрёт, как мухи. У меня сын в реанимацию попал.

— Как в реанимацию? — спрашиваю.

— Да он, оказывается, три дня назад, ночью, полез в аптеку. Говорит, что за витаминами. Ну, я-то знаю, за какими витаминами, меня не обманешь, с МОИМ-то опытом.

— Ну?

— Вот, полез, говнюк мелкий через форточку, набрал там каких-то таблеток, сожрал целую упаковку, а когда лез обратно — его вырубило. Так в форточке и застрял.

— О господи, — говорю.

— Да, — Николай Иванович задумчиво рассматривает агитацию за моей спиной. — С утра народ в аптеку пришёл, видят — он висит в форточке и не дышит. Ну, они испугались, думают — всё, умер парень, когда к нему поближе — а он дышит.

— Здорово, — говорю.