Дэнс, дэнс, дэнс

– Когда мы из Цудзидо вернулись. Тогда, вечером, – сказала она. – В общем, больше не называй меня так, о'кей?

– Не буду, – сказал я. – Клянусь. Именем Боя Джорджа и честью “Дюран Дюрана”. Больше никогда.

– Меня так мама всегда называла. Принцессой.

– Больше не буду, – повторил я.

– Она всегда, всегда меня обижает. Только не понимает этого. Совсем. И все равно меня любит. Правда же?

– Сто процентов.

– Что же мне делать?

– Остается только вырасти.

– Но я не хочу!

– Придется, – сказал я. – Все когда-нибудь вырастают – даже те, кто не хочет. И потом – со всеми своими обидами и проблемами – когда-нибудь умирают. Так было с давних времен, и так будет всегда. Не ты одна страдаешь от непонимания.

Она подняла заплаканное лицо и посмотрела на меня в упор.

– Эй. Ты совсем не умеешь пожалеть человека?

– Я пытаюсь, – ответил я.

– Но у тебя отвратительно получается...

Она скинула мою руку с плеча, достала из сумки бумажную салфетку и высморкалась.

– Ну, что!.. – сказал я громким, реалистичным голосом. И тронул машину с места. – Давай-ка поедем домой, искупаемся. А потом я приготовлю что-нибудь вкусненькое – и мы с тобой поужинаем. Уютно и вкусно. Как старые добрые друзья...

* * *

Мы проторчали в воде целый час. Плавала Юки отлично. Заплывала подальше в море, ныряла вниз головой и болтала ногами в воздухе. Накупавшись, мы приняли душ, сходили в супермаркет, купили мяса для стейков и овощей. Я пожарил нежнейшее мясо с луком и соевым соуом, приготовил овощной салат. Соорудил суп мисо, зарядил его зеленым луком и соевым творогом. Ужин вышел очень душевным. Я открыл калифонийское вино, и Юки тоже выпила полбокала.

– А ты классно готовишь! – с интересом заметила Юки.

– Да нет, не классно. Просто выполняю то, что нужно, старательно и с любовью. Уже этого достаточно, чтобы получалось что-нибудь необычное. Смотря какую позицию сразу занять. Если делаешь что-нибудь старательно и с любовью – до какой-то степени заставляешь и других это полюбить. Если стараешься жить легко и уютно – до какой-то степени так и живешь. Легко и уютно.

– А с какой-то степени уже бесполезно?

– А с какой-то степени – уже как повезет, – сказал я.

– Здорово ты умеешь вгонять людей в депрессию, – покачала она головой. – А еще взрослый!

Мы убрали со стола в четыре руки, вышли из отеля и отправились шататься по авеню Калакауа. Вся улица галдела и только начинала зажигать ночные огни. Мы заглядывали в лавчонки и магазинчики, сменявшие друг друга в хаотическом беспорядке, что-то примеряли, к чему-то приценивались, слонялись по улице и разглядывали прохожих. И наконец устроили привал в особо людном месте – пляжном баре отеля “Ройял Гавайан”. Я заказал себе “пинья-коладу”, попросил для Юки фруктовый сок. И подумал: вот, наверно, именно такую “ночную жизнь больших городов” и не переносит наш приятель Дик Норт. Я же – переношу, и довольно неплохо.

– Ну, и как тебе мама? – спросила Юки.

– Если честно – я плохо понимаю людей при первой встрече, – ответил я, хорошенько подумав. – Обычно мне нужно время, чтобы все обдумать и сделать о человеке какие-то выводы. Такой уж я тугодум...

– Но ведь ты разозлился, так?

– Да ну?

– Ну да. У тебя же на лице все написано.

– Ну, может быть... – сдался я. И, посмотрев на море, отхлебнул “пинья-колады”. – Раз на лице написано – может, и правда разозлился немного.

– На что?

– На то, что ни один из людей, которые должны за тебя отвечать, делать этого, похоже, не собирается... Хотя злился я, конечно, зря. Никаких полномочий на злость мне никто не давал, да и тут уже злись не злись – все равно никакого толку.

Юки взяла с тарелки соленый крендель, откусила от него и захрумкала.

– Ну вот. Никто не знает, что делать. Все говорят: “нужно что-то делать”, но что именно – не понимает никто. Так, что ли?

– Выходит, что так... Никто не понимает.

– А ты понимаешь?

– Я думаю, нужно подождать, пока намеки не примут реальную форму, а потом уже что-то предпринимать. Ну, то есть...

Несколько секунд Юки задумчиво теребила рукава футболки, пытаясь понять, что же я сказал. Но, похоже, не получилось.

– Это что значит?

– Это значит: надо ждать, вот и все, – пояснил я. – Терпеливо ждать, пока не наступит нужный момент. Не пытаться менять ничего силой, а смотреть, куда все течет само. Глядя на все беспристрастно. И тогда можно будет естественно понять, что делать... Но для этого все слишком заняты. Все слишком талантливы, слишком заняты своими делами. И слишком мало интересуются кем-то, кроме себя, чтобы думать о беспристрастности.