Дэнс, дэнс, дэнс

– Вот это забавно! – воскликнул он. – Хоть поэму сочиняй. Про однорукого поэта, который резал хлеб ногой... Занятные получатся стихи.

И с этим я не смог ни поспорить, ни согласиться.

* * *

Проехав довольно далеко вдоль берега по шоссе, мы остановились, вышли из машины, купили шесть банок холодного пива (поэт, широкая душа, заплатил за все), после чего отыскали на пляже местечко поукромнее и стали пить пиво, развалясь на песке. В такую жару сколько пива ни пей, захмелеть не удается, хоть тресни. Пляж оказался не очень гавайский. Повсюду зеленели какие-то низкие пышные деревца, а линия берега петляла и извивалась, местами переходя в невысокие скалы. Но, по крайней мере, не похоже на рекламную окрытку – и слава богу. Неподалеку стояли сразу несколько миниатюрных грузовичков, – семьи местных жителей вывезли детей искупаться. В открытом море десяток ветеранов местного сёрфинга состязались с волной. Череповидное облако дрейфовало там же, где раньше, и стаи чаек плясали в небе вокруг него, как хлопья пены в стиральной машине. Мы пили пиво, лениво разглядывая этот пейзаж, и время от времени болтали о том о сем. Дик Норт поведал мне, как безгранично он уважает Амэ. “Вот кто настоящий художник!” – сказал он убежденно. Говоря об Амэ, он то и дело срывался с японского на английский. На японском выразить свои чувства как следует не удавалось.

– После встречи с ней мое отношение к стихам полностью изменилось. Ее фото, как бы сказать... просто раздевает поэзию догола. То, для чего в стихах мы так долго подбираем слова, прядем из них какую-то запутанную пряжу, в ее работах проступает в одно мгновенье! Моментальный embodiment. Воплощение... Она извлекает это играючи – из воздуха, из солнечного света, из каких-то трещин во времени – и выражает самые сокровенные чувства и природу человека... Вы понимаете, о чем я?

– В общем, да, – сказал я.

– Смотрю на ее работы – иногда аж страшно становится. Будто вся моя жизнь под угрозой. Настолько это распираетменя... Вы знаете такое слово – dissilient58?

– Не знаю, – сказал я.

– Как бы это сказать по-японски... Ну, когда что-нибудь – раз! – и лопается изнутри... Вот такое чувство. Будто весь мир взрывается неожиданно. Время, солнечный свет – все у нее вдруг становится dissilient. В одно мгновение. Ее руку сам Бог направляет. Это совсем не так, как у меня или у вас... Извините меня, конечно. О вас я пока ничего не знаю...

Я покачал головой.

– Все в порядке... Я хорошо понимаю, о чем вы.

– Гениальность – страшно редкая вещь. Настоящую гениальность где попало не встретишь. Когда шанс пересечься с нею в жизни, просто видеть ее перед собой, сам плывет в руки – нужно ценить это как подарок Судьбы. Хотя, конечно... – Он умолк на несколько секунд, потом отвел в сторону единственную ладонь – так, словно хотел пошире развести руками. – В каком-то смысле, это очень болезненное испытание. Будто колют в меня иглой, куда-то в самое эго...

Слушая его вполуха, я разглядывал горизонт и облако над горизонтом. Перед нами шумело море, волны с силой бились о волнорез. Я погружал пальцы в горячий песок, набирал его в ладонь и выпускал тонкой струйкой. Раз за разом, опять и опять. Сёрферы в море дожидались очередной волны, вскакивали на нее, долетали до волнореза – и отгребали обратно в море.

– Но все же какая-то сила – гораздо сильнее, чем мое эго! – тянет меня к ее гениальности... К тому же, я просто люблю ее, – тихо добавил он. И прищелкнул пальцами. – Вот и засасывает, как в воронку какую-то! У меня ведь, представьте, и жена есть. Японка. И дети. Жену я тоже люблю. То есть, действительно люблю. Даже сейчас... Но когда с Амэ встретился, затянуло – просто некуда деться. Как в огромный водоворот. Как ни дергайся, как ни сопротивляйся – бесполезно. Но я сразу все понял. Такоелишь однажды случается. Этавстреча – одна на всю жизнь. Уж такие вещи, поверьте, я чувствую хорошо. И я задумался. Свяжу свою жизнь с таким человеком – возможно, потом пожалею. А не свяжу – всё мое существование утратит смысл... Вам никогда похожие мысли в голову не приходили?

– Нет, – сказал я.

– Вот ведь странная штука! – продолжал Дик Норт. – Я столько пережил, чтобы построить тихую, стабильную жизнь. И построил, и держал эту жизнь в руках. Все у меня было – жена, дети, свой домик. Работа – пусть не очень прибыльная, но достойная. Стихи писал. Переводил. И думал: вот, добился от жизни чего хотел... Я потерял на войне руку. И все равно продолжал считать, что в жизни больше плюсов, чем минусов. Только чтобы собрать все эти плюсы воедино, потребовалось очень много времени. И очень много усилий – чтобы просто взять себя в руки. Взять своими руками от жизни всё. И я взял-таки, сколько смог. Вот только... – Он вдруг поднял единственную ладонь и махнул ею куда-то в сторону горизонта. – Вот только потерять всё это можно в считанные секунды. Раз! – и руки пусты. И больше некуда возвращаться. Ни в Японии, ни в Америке у меня теперь дома нет. Слишком долго без своей страны – и слишком далеко от нее...