Читаем Денис Давыдов полностью

«Вскоре по приезде сюда он получил от управляющего Военным министерством князя Горчакова уведомление, что дело о числящемся на покойном его отце с 1798 г., со времени его командования Полтавским легкоконным полком, взыскании теперь окончено и что от общей суммы взыскания в размере 22 247 р. 19 к., по всеподданнейшему ходатайству у Его Императорского Величества, Д. В. Давыдов, как наследник имущества его отца, освобожден, причем снято и запрещение с его имения. Свое ходатайство перед Государем князь Горчаков мотивировал усердною службою Давыдова, его мужеством и храбростью, которыми он отличился в делах с неприятелем в продолжение всей кампании» [328].

Недаром императора Александра I нарекли «Северным Сфинксом». За предыдущие полтора года участия в боевых действиях Денис не получил ни одного ордена, не менее года он ждал заслуженного генеральского чина — не вспоминаем уже о прочих постигших его неприятностях, и ясно было, что благоволением царя он не пользуется, — и вдруг такая щедрая и своевременная награда, которая сразу сняла камень с души и множество проблем. Разумеется, для человека, не обладающего большим состоянием, подобное поощрение было дороже очередного креста. Неужто государь наконец-то взаправду сменил гнев на милость и простил Давыдову былые обиды? Такие мысли еще более воодушевляли нашего героя…

В Москве Денис оказался в совершенно ином обществе, нежели то, в котором непрерывно пребывал два последних года, а реально — почти всю свою жизнь. Отныне основной его компанией становился не дружеский круг гвардейских или армейских офицеров, но «сливки» интеллектуального общества — русские литераторы, те самые люди, которых впоследствии назовут «поэтами Пушкинского круга». Хотя сам Александр Сергеевич Пушкин был тогда еще маленьким, учился в Лицее, и о нем говорили как о «подающем надежды» и «большом озорнике»…

Впрочем, о том, что круг давыдовского общения был совершенно иным, мы сказали не совсем точно, ибо почти все эти люди, более или менее известные впоследствии литераторы, раньше носили военные мундиры — кто во времена «матушки Екатерины», а кто и недавно, в годину Наполеоновских войн. Время разночинцев в русской литературе еще не настало, а для дворянина военная служба была делом чести и единственно достойным занятием. Среди новых друзей Давыдова — хотя знакомы они были давно, вели переписку, что было в традициях века, но по-настоящему близко сошлись именно теперь — были отставной поручик лейб-гвардии Измайловского полка Василий Львович Пушкин, князь Петр Андреевич Вяземский, служивший в Двенадцатом году в ополченческом казачьем полку графа Дмитриева-Мамонова. Аполлон Александрович Майков был отставным бригадиром Конной гвардии, а давний знакомый Василий Андреевич Жуковский — недавним штабс-капитаном Московского ополчения… К сожалению, в Москву не вернулся еще задержавшийся во Франции Константин Николаевич Батюшков, теперь — измайловский штабс-капитан, который всей душой тянулся к поэтическому обществу и скучал по Давыдову.

Вот что писал Батюшков князю Вяземскому почти в то самое время:

«Обними за меня Дениса, нашего милого рыцаря, который сочетал лавры со шпагою, с миртами, с чашею, с острыми словами учтивого маркиза, с бородою партизана и часто с глубоким умом. Который затмевается иногда… Когда он вздумает говорить о метафизике. Спроси его о наших спорах в Германии и в Париже…» [329]

Разумеется, не были забыты Давыдовым и прежние гвардейские друзья: в Москве, в частности, пребывал полковник граф Федор Иванович Толстой, подавший в конце 1814 года прошение об отставке…

Но мы опустим описание дружеских пирушек, дабы не лишить читателя удовольствия самому покопаться в мемуарной литературе начала XIX века.

Зато нельзя не рассказать о том, что, «живя в Москве, бывал он (Денис Давыдов. — А. Б.) в подмосковном селе Кунцеве, где в то время жил директор Императорских театров Аполлон Александрович Майков, умевший весело и шумно пожить в кругу друзей и многочисленных знакомых. На спектаклях, устраиваемых Майковым, в числе представителей лучшего московского общества бывал и Денис Васильевич, имевший случай здесь познакомиться с танцовщицей, а затем водевильной и оперной актрисой А. И. Ивановой, замечательной красавицей того времени. Ей посвятил он два стихотворения…» [330].

«И подлинно, была она красавица и необыкновенно стыдливо-грациозна. Денис воспламенился ею и воспевал ее с чистою страстью целомудренного и пламенного Петрарки» [331].

Стихотворений было, может, и больше, но между тем в одном из них, скучно озаглавленном «Элегия III», есть такие совершенно пророческие строки:

Пусть ищут для кого я в лиру ударял,Когда Поэтов в хореРоссийской ТерпсихореВосторги посвящал!
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии