Денис Давыдов

Известно, что отважный боевой генерал Коновницын был человеком строгих правил, четко придерживавшийся, что называется, «уставных требований». За это его можно критиковать, но, между прочим, умным людям известно, что если бы вся армейская служба действительно была организована строго по уставу, то служить было бы гораздо легче. Точно так же, как если бы в Российском государстве законы были обязательны и едины для всех — тогда бы мы жили припеваючи и всему миру на зависть! Так что не станем осуждать будущего графа, генерала от инфантерии и военного министра (не был бы он «уставником» — министром не стал бы!) за то, что ему то ли не понравился свободный «партизанский» стиль письма, то ли еще что-то — и просьба Дениса была попросту оставлена без ответа. Более того! «Здесь же, в Соколах, партия Давыдова вошла в состав главного авангарда, порученного отличавшемуся большою строгостию генералу Винцингероде. Таким образом, привыкшему к полной самостоятельности партизану пришлось сразу подчиниться строгой дисциплине. Этот крутой перелом был ему, конечно, не по душе» [286].

Хотя барон Фердинанд Федорович недавно и сам командовал «летучим» кавалерийским корпусом, но он был гессенский дворянин, а потому — человек гораздо более дисциплинированный, нежели природные русские генералы. Отсюда все и выходило так, что Денис с досадой написал:

«Партизанский отряд мой занял передовое место в общей массе и через то превратился в один из авангардов передового корпуса главной армии.

Казалось, что положение это мало чем уступало первому, заключая в себе достаточно еще средств к удовлетворению беспокойного моего честолюбия; — вышло иначе. Крутой оборот от независимых, вдохновенных и напропалуюперелетов моих к размеренным переходам по маршрутам, доставляемым мне из корпусного дежурства; запрет в покушении на неприятеля без особого на это разрешения, и кипучая молодость; и какая-то безотчетная отвага, удалая и своевольная, и соблазнительная смежность с неприятелем — произвели тот последний наезд мой, от коего пострадала вся моя заграничная служба, от коего рушилась вся та будущность, которой (не для чего теперь уже жеманиться) я имел все право не бояться» [287].

Давыдов не только привык к реальной самостоятельности, но и имел все основания ценить себя достаточно высоко. Для очередного тому подтверждения мы приведем всего лишь две строки из сводки, которую 2 (14) декабря 1812 года подписал фельдмаршал Кутузов: «Между тем расположены передовые легкие отряды: подполковник Давыдов около Гродны, генерал-адъютант Васильчиков в Мостах, генерал-адъютант граф Ожаровский около Белицы» [288].

Мало того что подполковник Давыдов означен здесь наравне с генерал-адъютантами его императорского величества, так еще и имя его поставлено впереди всех их. В военном делопроизводстве, где все подчинено строгому порядку, это не может быть простой случайностью, «писарской ошибкой»… Думается, что это не только признание заслуг, но и некая перспектива. В конце концов, именно Денис был «определен» на роль «первого партизана».

Однако теперь он поступил под начало генерал-лейтенанта барона Винцингероде, в подчинении которого состояли 2-й пехотный корпус генерал-лейтенанта принца Евгения Вюртембергского и 2-й резервный корпус генерал-майора Сергея Алексеевича Тучкова (брата погибших при Бородине генералов Николая и Александра Тучковых). На этом фоне отряд Давыдова явно терялся — как, разумеется, терялось и его былое значение, так что отныне вряд ли уже стоило искать Давыдова в реляциях главнокомандующего.

И вот тому наглядное свидетельство: в Журнале военных действий указано, что 12 февраля 1813 года «корпус генерал-лейтенанта барона Винцингероде следует по направлению к Равишу, а авангард его в Германштадте, а между сим корпусом и отрядом генерал-майора графа Воронцова наблюдает сообщение полковник Давыдов» [289]. То есть отряд Дениса выполнял задачу по фланговому охранению наступающих войск. Более тут рассказывать нечего, ибо французы бежали, не оказывая реального сопротивления.

О том же, какую задачу выполнял Давыдов под Калишем, где в бою 1(13) февраля барон Винцингероде наголову разбил корпус генерала Рейнье — при этом в плен были взяты саксонский генерал-майор Ностиц, полсотни офицеров, 200 нижних чинов, два знамени и семь пушек, — вообще неизвестно. Вскоре зато произошел тот самый эпизод, который Давыдов назвал «последний наезд мой»…