Читаем Денис Давыдов полностью

«Не было пощады для врагов, ознаменовавших всякими неистовствами нашествие свое в нашем Отечестве, где ни молодость, ни красота, ни звание, ничего не было ими уважено. Женщины не могли избежать насилия и поругания. Рассказывали, что Фигнер {100}застал однажды в церкви французов, загнавших в нее из окрестных селений баб и девок. Одну двенадцатилетнюю девочку лишали они невинности, пронзая ей детородную часть тесаком; товарищи злодея около стояли и смеялись крику девочки. Все эти французы погибли на месте преступления, ибо Фигнер не велел ни одного из них миловать. В другой раз Фигнер настиг карету, в которой ехал польский офицер; с ним сидели две девицы, родные сестры, обе красавицы, дочери помещика, которого дом разграбили, а самого убили; дочерей же увезли и бесчестили. Фигнер остановил карету, вытащил изверга, который был еще заражен любострастною болезнью. Спутницы его были почти нагие; они плакали и благодарили своего избавителя. Фигнер снабдил их одеждою и возвратил в прежнее их жилище. Поляка же привез к крестьянам, приговорить его миром к жесточайшему роду смерти. Мужики назначили три дня сряду давать ему по несколько тысяч плетей и, наконец, зарыть живого в землю, что было исполнено. Уверяют, что происшествие сие истинное. Многим также известно, как французы ругались над нашим духовенством. Им давали приемы рвотного, после чего сосмаливали им попарно бороды вместе…» [229]

Вообще, к православной вере «толерантные» французы проявляли особенную варварскую неприязнь. По свидетельству генерала Михайловского-Данилевского, в Москве «храмы и монастыри стояли разоренные; духовенство, еще до вступления неприятеля, успело вывезти часть утвари, а часть скрыли под полами и в разных местах; некоторое количество из нее французы отыскали и, мстя за недостаток добычи, выбрасывали иконы, устраивали из них мишени и топили ими печи, а в ризы облачались и с зажженными свечами в руках ездили по городу. Много духовных лиц пало на порогах храмов, защищая церковное имущество» [230].

Можно ли представить, чтобы русские воины так себя вели на французской, немецкой или иной земле, чтобы так издевались над людьми, над их идеалами, оскверняли объекты католической или лютеранской веры?! Так что сколь бы прекрасные лозунги «Libert'e, 'Egalit'e, Fraternit'e» {101}ни несли французы на своих штыках, чего бы ни обещали — освобождение от крепостной зависимости или приобщение к демократическим ценностям, — ничего, кроме ненависти, эти европейские пришельцы вызвать не могли. А то — «брали хлеб и сено»! Русский мужик, которого во все времена охотно грабили свои же власти, это бы стерпел…

Раскачать мужика на сопротивление, на реальные действия, даже на то, чтобы пролить кровь супостата, — было совсем непросто. Тот же Николай Муравьев вспоминал, как по пути в Дорогобуж он оказался в бывшем неприятельском лагере, где оставалось немало больных французов… «У самой большой дороги стоял шалаш, построенный из прутьев, покрытый соломою и обставленный большими, разумеется, без окладов, образами, которые французы взяли из монастыря для прикрытия себя от непогоды». Из икон же был разведен и костер, у которого согревались четыре француза, находившихся в шалаше. Крестьяне из окрестных деревень, которые уже в свою очередь грабили лагерь — на войне как на войне, — были потрясены этим святотатством, они приговорили французов к смерти, однако никто не решался взять на себя роль палача. По счастью, так решим, подъехал драгунский офицер, который сказал, что раз иконы разбиты и осквернены, то ничего не остается, как сжечь их вместе с шалашом, в котором сидели варвары. А если кто из французов захочет из шалаша выбраться, то надо бить его по голове дубиной и гнать обратно. Указание было выполнено.

В общем, партизанскую — точнее, народную — войну французы спровоцировали сами, ибо грабежи и зверства начались не после бегства из Москвы, когда армия разваливалась, деморализуясь на ходу, но сразу же после перехода границы — с началом, как ее назвал Наполеон, «Второй польской кампании», о чем свидетельствуют приказы по Великой армии.

«27 июля [1812 года].

С некоторого времени дошли до меня самые важные жалобына гвардейских гренадеров. Ежедневно производятся ужасные ( affreux) беспорядки в окрестностях мест, где мы расположены, и я вижу с величайшим соболезнованием, что самые деятельнейшие меры, принятые для прекращения оных, оказываются тщетны…

Подписал командир гвардии имперской маршал Лефевр {102}» [231].

По российскому, юлианскому, календарю приказ был отдан 15 июля — то есть война шла всего месяц. И уже — «ужасные беспорядки».

О том же писал и очень близкий к Наполеону генерал Арман де Коленкур {103}: «Беспорядки, производимые армией, немало увеличивали всеобщее недовольство. В Вильне ощущался недостаток во всем и через четыре дня необходимое продовольствие надо было искать уже очень далеко. Число отставших от своих корпусов было уже довольно значительно <…>» [232].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии