Денис Давыдов

По восшествии на престол Государя Императора Николая Павловича, я, по прошению моему, опять вступил в службу и назначен состоять по кавалерии. Живя с семейством моим, то в Москве, то в подмосковной моей деревне, я ожидал коронации, ни мало не думая о действительной службе, то есть о службе во фронте или на войне» [440].

Добавим, что государь «благоволил продолжить на 12 лет прежде пожалованную аренду». То есть «политес» был соблюден, и царю можно было бы забыть о легендарном поэте-партизане. Но Николай Павлович был человек умный и хитрый (может — коварный), к литераторам относился с известным недоверием. Потому он не стал ждать, когда Давыдов вдруг напомнит о себе какими-нибудь возмутительными стихами, и решил удовлетворить его просьбу. Правда, не ту, с которой Денис Васильевич обратился к нему, а ту, с которой Давыдов обращался к его предшественнику. Насчет коварства мы оговорились недаром, ибо решение императора можно считать одним из ходов в большой «партии», где Денису изначально была предназначена роль «фигуры», приносимой в жертву.

9 августа 1826 года, когда Николай I приехал в Москву на коронацию, генерал-майор Давыдов ему представлялся — так было положено, народу для представления собралось немало. Император выразил свою радость, что Денис вновь надел эполеты, и поинтересовался, имеет ли он желание послужить в действительной службе. Получив утвердительный ответ, Николай Павлович милостиво улыбнулся и проследовал далее мимо выстроившихся генералов.

На следующий день, совершенно неожиданно, Давыдов получил через Дибича, начальника Главного штаба, который буквально через неделю будет произведен в чин генерала от инфантерии, не то вопрос, не то предложение императора: не согласится ли он поехать на Кавказ? Причем сначала вопрос задавал даже не сам Иван Иванович, но его адъютант — Бутурлин.

Да, это было заветное желание Дениса, но сколько воды утекло с тех пор, как оно возникло! Теперь же Давыдов «разменял пятый десяток» — по тем временам это было немало. Уточним для примера, что из известных 2074 обер- и штаб-офицеров, участников Бородинского сражения, лишь 87 (!) были старше сорока лет (из них семеро — «за пятьдесят») [441]. Генералов в возрасте старше сорока было немало, но ясно, что в условиях Кавказа Давыдову пришлось бы воевать наравне с офицерами, делить с ними все трудности походов по горам, а не просто сидеть в штабе или руководить боем с какой-то командной высоты (как было при Бородине: Кутузов с высоты у деревни Горки, а Наполеон — с Шевардинского кургана). Нельзя забывать и про то, что он был обременен семьей; из той же книги можно узнать, что на Бородинском поле большинство из указанного числа офицеров — 1894 человек — были холостяками. В общем, предложение для Дениса пришло с явным опозданием и, главное, он сам ему уже не слишком соответствовал.

Да и «протектор Кавказа» Алексей Петрович, тамошний «Царь, Бог и воинский начальник» (горцы говорили: «на небе — Аллах, а на земле — Ермолов»), стремительно утрачивал свои позиции. Независимый характер и дерзкое поведение генерала были известны Николаю Павловичу давно, а в ходе допросов выяснилось, что декабристы очень надеялись как на помощь Кавказского корпуса, так и на участие самого Ермолова в будущем правительстве. И с принятием присяги в корпусе в свое время определенно подзадержались, хотя его командир объяснял это объективными обстоятельствами.

«Я, виноват, Ермолову менее всех верю», — писал Николай I Дибичу. Было ясно, что вскорости государь от «протектора» избавится — и понимание этого, к сожалению, сказывалось на растерявшемся, утратившем былую уверенность, а потому и совершающем одну ошибку за другой Ермолове…

Тем временем обстановка на Кавказе существенно переменилась: «…весной 1826 года в Персии взяла верх воинственная партия престолонаследника Аббаса-мирзы. Российский посланник в Тегеране князь Меншиков был арестован (тот самый А. С. Меншиков, давно уже генерал-майор, который был причастен к «Ордену русских рыцарей» и определенно был знаком с Давыдовым. — А. Б.), и 16 июля персидские полчища перешли Араке, причем главные силы — 40 000 Аббас-мирзы — вторглись в Карабахское ханство. Русские силы в Грузии и Закавказье доходили до 30 батальонов, но из них могли быть выделены для встречи нашествия едва 30 рот… Ермолов решил первоначально придерживаться оборонительного образа действий, но Государь повелел ему сосредоточить войска в Эриванском направлении и действовать наступательно» [442].