Денис Давыдов

«Что мне до контрибуционных прений! признаюсь в эгоизме. Если бы я не владел саблей, — и я может быть искал бы поприща свободы, как и другой; но, обнажив ее раз с тем, чтобы никогда не выпускать из руки, я знаю, что и при свободном правлении я буду рабом, ибо все буду солдатом. 20 лет идя одной дорогой, я могу служить проводником по ней, тогда как по другой я слепец, которому нужно будет схватиться за пояс другого, чтобы идти безопасно. Мне жалок Орлов с его заблуждением, вредным ему и бесполезным обществу; я ему говорил и говорю, что он болтовнею своею воздвигает только преграды в службе своей, которою он мог быть истинно полезным отечеству. Как он ни дюж, а ни ему, ни бешеному Мамонову не стряхнуть абсолютизма в России. Этот домовой долго еще будет давить ее тем свободнее, что, расслабясь ночною грезою, она сама не хочет шевелиться, не только привстать разом. Но мне он не внимает. Опровергая мысли Орлова, я также не совсем и твоего мнения, чтобы ожидать от правительства законы, которые сами собою образуют народ. Вряд ли оно даст нам другие законы, как выгоды оседлости для военного поселения! или рекрутский набор в Донском войске!.. Как военный человек, я все представляю себе в военном виде: я представляю себе свободное правление как крепость у моря, которую нельзя взять блокадою; приступом — много стоит. Смотри Францию; но рано или поздно поведет осаду и возьмет ее осадою, но без урона рабочих в сапах, особенно у гласиса, где взрывы унесут не малое их число; за то места взрывов будут служить ложементами, и осада все будет продвигаться, пока, наконец, войдет в крепость и раздробит монумент Аракчеева. Что всего лучше — это то, что правительство, не знаю почему, само заготовляет осаждающим материалы — военным поселением, рекрутским набором на Дону, соединением Польши, свободою крестьян и проч. Но Орлов об осаде и знать не хочет; он идет к крепости по чистому месту, думая, что за ним вся Россия двигается, — а выходит, что он, да бешеный Мамонов, как Ахилл и Патрокл (которые вдвоем хотели взять Трою), предприняли приступ… Но довольно об этом» [434].

Вроде бы комментировали это послание много и многие, но мы можем добавить еще несколько слов. Видно же, что Давыдов вполне разделяет свободолюбивые увлечения своего друга, осуждая при этом не позицию Орлова, но его тактические методы и нетерпеливость. Нет смысла и объяснять, что у него самого накопилось немало претензий как к государю Александру Павловичу, так и ко всей созданной им системе. Заговорщиком, конечно, он бы не стал, но, думается, охотно предложил бы свою саблю новой власти… Слова Давыдова о том, что Орлов «болтовнею своею воздвигает только преграды в службе своей», вообще заслуживают аплодисментов: кому-кому, но только бы не нашему герою их говорить!

Недаром же, помимо своей воли, Денис Васильевич и сам оказался в числе идеологов движения. Вот что писал Николаю I подполковник барон Владимир Иванович Штейнгель, участник восстания на Сенатской площади, впоследствии осужденный по 3-му разряду, — подобные письма со стремлением так или иначе обосновать свою позицию адресовали тогда новому императору многие: «Кто из молодых людей, несколько образованных, не читал и не увлекался сочинениями Пушкина, дышащими свободою, кто не цитировал басни Дениса Давыдова: „Голова и ноги“! Может быть, в числе тех, кои имеют счастие окружать особу вашу, есть таковые. О, государь! Чтобы истребить корень свободномыслия, нет другого средства, как истребить целое поколение людей, кои родились и образовались в последнее царствование» [435].

(Вроде бы барон пишет о невозможности «истребить свободномыслие», но тут возникает странная мысль: зачем «истреблять целое поколение», когда можно просто изолировать несколько вышеперечисленных персон?)

Известно, что многие заговорщики и причастные к заговору не только входили в круг общения Дениса Васильевича, но и приходились ему родственниками. Был осужден по 1-му разряду Василий Львович Давыдов, кузен и кавалергард; заключены в крепость, но оправданы его племянники — Александр и Николай Раевские, сыновья Николая Николаевича; оправдан был также зять прославленного генерала Михаил Орлов, но второй его зять, Сергей Волконский, лишенный княжеского достоинства и генеральского чина, отправился в Сибирь…

Но как бы ни были длинны и даже утомительны все эти перечисления, самому Денису, в общем-то, ничего не грозило: если князь С. Г. Волконский был известен только в светском обществе, то генерал-майор Д. В. Давыдов, как мы уже говорили, пользовался всенародной популярностью, с чем новый царь не мог не считаться. В итоге получилось так, как получилось.