Денис Давыдов

Давыдов узнал от Викентия, что он был с ранних лет оторван от родительского крова и его «захлестнула пучина грозной войны». Великая армия забросила его на чужие земли, за тысячи верст от Родины, под лезвия русских сабель, грохот картечи и свист пуль. Ко всем прочим лишениям барабанщик успел уже испытать на себе крепость трескучих морозов снежной России.

«При виде его сердце мое облилось кровью, – писал в своем дневнике Денис Васильевич, – я вспомнил и дом родительский, и отца моего, когда он меня, почти таких же лет, поручил судьбе военной!» Пламенный партизан сжалился над юношей, тем паче что под руками оказались все средства к спасению Викентия. Распорядившись оставить барабанщика в отряде, он приказал:

– Надеть на юношу казачий чекмень и шапку, дабы никто не отважился в походе ненароком пырнуть его штыком или дротиком!

Пройдя вместе с отрядом трудный путь «сквозь успехи и неудачи, через горы и долы, из края в край», Давыдов доставил Викентия до самой столицы Франции возмужавшим, целым и невредимым. И там благополучно передал его в руки престарелому отцу.

И вновь поверженный Париж! Спустя два дня после трогательной, полной слез и горячих объятий встречи отца с пропавшим без вести сыном Давыдов в парадном мундире с боевыми орденами и медалями проходил по парижскому бульвару. Ребятишки-газетчики, пробегая мимо него, громко выкрикивали:

– Последние новости! Новости! Бонапарт низвергнут! Песня французов о русских – один су!

– Давай-ка ее сюда! – поманил одного из крикунов Давыдов, протянув ему монету. Остановился и принялся с жадностью читать:

«Отрадно нам видеть в наших краях гордых сынов России! А ощущают ли среди нас эти дети Севера себя как бы на Родине?!

В бою гордые и грозные, храбрые и великодушные! Не являются ли они лучшими друзьями Франции?!»

«Ну как не расщедриться на су за такую прекрасную песню!», – подумал Денис Васильевич и невольно рассмеялся. Внезапно к Давыдову подошел молодцеватый юнкер Конкин:

– Здравия желаю, Денис Васильевич! Сказывают, вас с генеральскими эполетами поздравить можно?

– Да, Петр, поздравь. Удостоился-таки этой высокой чести после сражения под Бриенном и битве при Ла-Ротьере. Служу у Блюхера. Командую родным Ахтырским гусарским полком.

– Однако ж Париж у наших ног! Кампания кончена! – заметил с радостью юнкер. – И мы вскорости возвращаемся с победой домой!

– Кончилось, батенька, кончилось, слава Богу! – усмехнулся генерал. – Финита ля комедия! На Родину пора. Душа исстрадалась! А там – кто знает! – может, и умирать придется в постели. Сие для нашего брата, гусара, сам ведаешь, последнее дело! И он тихонько пропел:

Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарский,
С вами век мне золотой!

– Да гусары, казаки! Душа горит! – воскликнул пылкий юнкер. – Иду я как-то вечор Елисейскими полями. Гляжу – под деревьями костры бивачные. А на кострах тех в котлах гречневая каша варится. Баранина жарится. Запах такой! Аж голова кругом идет! Гусары да казаки вкруг костров лежат, табак курят... Песню затянули про степь широкую да про буланого коня... И я будто снова очутился в родной матушке-России...

Мимо, чеканя шаг, прошел стройный драгунский офицер. Остановился и отдал честь генералу.

– Васильев? – окликнул его Давыдов. – Здравия желаю! Что нового?

– Признаться, Денис Васильевич, одна новость имеется. Слыхали про драгуна?

– А что такое?

– Отличились нынче поутру! Полковой командир наш, полковник Арсентьев, сами знаете, страх как гордится своими орлами. Вот и захотелось ему похвастать перед французами. Вчера отдал приказ: «Быть нынче к семи утра на смотре!» И вот ровно в семь полк строится. Эскадрон за эскадроном! А пред каждым одни только вахмистры да юнкера...

– А офицеры-орлы куда подевались?

– В том-то и беда. Офицеры, кроме дежурных, с вечера разбрелись по городу. Кто куда... Словом, загуляли. До утра мало кто из них на квартиры вернулся...

– То-то, я думаю, Арсентьев разгневался! Небось приказ отдал: «Всех провинившихся – на гауптвахту!» – рассмеялся Давыдов.

– В самую точку попали, Денис Васильевич.

– Уж кто-кто, а я-то норов Арсентьева знаю! Горяч, да отходчив. Вскорости сменит гнев на милость. Не немецкий барон! Сам ведь был молодым. А тут орлы-победители! Молодо-зелено, по Парижу драгунам погулять велено! – скаламбурил Давыдов. – Авось не малые дети – не заплутают! – при этих словах он похлопал Конкина по плечу. – Этакий молодец! Любо-дорого поглядеть!

Давыдов попрощался с офицером и юнкером и зашагал по бульвару далее... Вначале он не обратил внимания на стайку увязавшихся за ним любопытных мальчишек, которые вовсе не подозревали, что русский офицер понимает по-французски, и разбирали его, что называется, по косточкам.

– Денис Васильевич! Здравствуйте! – окликнул его вышедший из боковой аллеи невысокий, седой человек с брюшком.

Давыдов обернулся, крепко пожал руку седовласому Боду и тут же вскрикнул от удивления: