Деньги в банке

— Вот странно, — продолжал лорд Аффенхем, — только что, перебирая старые бумаги, я наткнулся на потерянный дневник, и там четвертого апреля сделана запись «В банке». Не понимаю. Я иногда оставлял себе напоминания, куда спрятал бриллианты. Например, есть запись «Чаппи» — это когда я спрятал их на дне жестянки с собачьим кормом. Но что значит «в банке», ума не приложу. Я никогда не собирался класть их в банк. Я не доверяю банкам и ничего туда не кладу, кроме мелочи на карманные расходы. И тем не менее запись сделана четвертого, а пятого я попал в аварию. Могу только предположить, что она относится к чему-то другому. Может быть, я уговорился встретиться в банке со своим управляющим. Нет, если они и отыщутся, то где-нибудь в хитром месте, куда никто не догадается заглянуть. Впрочем, не тревожьтесь. Я никогда ничего не забываю, по крайней мере, навсегда. Я в точности помню голос, которым одна девица говорила «Не надо!» аж в девятьсот восьмом.

— Наверное, в девятьсот восьмом девицы часто говорили вам «не надо»?

— Частенько. Да, частенько. Кстати, это напомнило мне про Энн. Она точно скажет «Не надо!». Не обращайте внимания. Хватайте и прижимайте к сердцу. Что вы так на меня уставились?

Джеф вздрогнул, стер с лица непрошеную суровость и выдавил дружескую улыбку.

— Я просто подумал, — сказал он, облекая свои сомнения в почтительную и необидную форму, — что эта метода уместна… как бы выразиться… с определенным типом особ, но нет ли опасений, что в данном случае она приведет к нежелательному результату?

— Не понимаю.

— Мисс Бенедик такая… э… возвышенная.

— Ничего подобного. Нормальная, здоровая девица, в меру романтичная.

— Вот именно. Не кажется ли вам, что вы предлагаете нечто не вполне романтичное? Согласен, с девицей из бара это бы прошло… В общем, я хотел сказать, что мисс Бенедик скорее понравится трубадур, чем грузчик.

— Трубадур?

— Трубадуры, — объяснил Джеф, — это средневековые певцы, которые добивались своего — а они добивались, наука не солжет — сладкозвучными речами, не грубым наскоком. Я хотел прибегнуть именно к сладкозвучным речам.

— Ну и очень глупо.

— Вы не думаете, что, если речи достаточно сладкозвучны…

— Не думаю. Я знаю Энн с тех пор, как она под стол пешком ходила.

— Расскажите, какой она тогда была.

— Нет времени. Только что вспомнил, что нес телеграмму Моллою. Пришла полтора часа назад. А вы поразмыслите над моими словами. Я вас старше, старше и мудрей. Трубадур, тоже мне! В жизни не слыхал такой глупости.

И с этими сокрушительными словами лорд Аффенхем тяжело поднялся с кресла и вышел из комнаты.

Речь его не убедила Джефа. Все в нем по-прежнему кипело и возмущалось. Несмотря на хорошо подвешенный язык, он сохранил целомудренное уважение к прекрасному полу. Кое с кем он бы и решился поступить по совету престарелого пэра, но только не с Энн Бенедик.

Энн наполняла его глубоким, благочестивым смирением. Это не мешало болтать с ней — любовь пробудила в нем не только смирение, но и новые источники красноречия — однако категорически возбраняло бросаться на нее, словно гончая на электрического зайца.

Джеф снова закурил и стал размышлять, что за блажь заставила эту чудесную девушку обручиться с таким редким ничтожеством, как Лайонел Грин.

Лорд Аффенхем, тем временем, постучал к мистеру Моллою, вручил задержанную телеграмму и удалился. Мыльный вскрыл ее, как только захлопнулась дверь, и присвистнул от удивления.

— От Шимпа, — сказал он. — Хочет видеть меня завтра. Ответ оплачен, адрес «Холси-билдингс, Холси-корт, Мейфэр».

Он протянул телеграмму жене, и у той тоже глаза полезли на лоб.

— Так он на прежнем месте!

— Да.

— И ничего не продавал.

— Нет.

— Я самого начала знала, — сказала миссис Моллой, прищелкнув зубами, — что это какие-то фигли-мигли.

Глава двенадцатая

На следующий день погода по-прежнему стояла отличная, но ни лучика света не проникало в мрачный колодец Холси-корт, когда туда вступили мистер и миссис Моллой. Двор казался еще грязнее обычного, а хозяек — любительниц вареной капусты заметно прибавилось в числе.

Шимп Твист принял гостей с важностью, приличествующей сенсационному характеру новостей.

— Садись, Долли. Бросай кости, Мыльный. Значит, вместе приехали. Я ждал одного тебя.

На лице мистера Моллоя появилось недоумение, и Долли поспешила объяснить.

— Я вчера рассказывала Шимпу про тебя и Корку, пупсик, и он, наверное, вообразил, будто мы повздорили. Мы ошибались насчет Мыльного, Шимп. Он все объяснил. Просто он хочет всучить ей нефтяные акции.

— Вот как? — сказал Шимп Твист. — Неужели? — Он смотрел на мистера Моллоя, так явно восхищаясь его находчивостью, что Долли посчитала нужным внести ясность.

— Думаешь, он меня дурит? Так вот нет. Расскажи ему, Мыльный.

— Вчера я продал Корке Серебряную реку, — гордо объявил он. — Сегодня она отдаст мне чек.

— На тысячу фунтов.

— На тысячу фунтов, — повторил мистер Моллой, смакуя слова.

Шимп Твист сморгнул. Мысль, что кто-то другой, а уж тем более — старый недруг — огреб такие деньжищи, терзала, словно зубная боль.