Тут открыл рот водитель, до сей поры молчавший.
— Димка, глянь, кто стоит.
Димка полез вперед, мы тоже вытянули шеи, но ничего интересного не увидели.
— Чего ему? — пробурчал Димка, а водитель спросил:
— Тормозить?
— Придется.
«Кузнечик» закрутил головой, как видно, тоже проявляя любопытство, но рыжий огрел его пистолетом, и он затих, ткнувшись макушкой в колени. Машина плавно затормозила, и в поле нашего зрения появился тип в ярком спортивном костюме, погруженный в рассматривание чего-то интересного внутри самого себя — такое он производил впечатление. Димка вышел, поздоровался, а задумчивый спросил лениво:
— Каланча у вас?
— Ну… — Насторожился Димка, в его голосе слышалось удивление и некоторый испуг провидческим даром собеседника. Тот помолчал и, неохотно оторвавшись от самосозерцания, тихо произнес:
— С ним две девки были.
Мы с Сонькой переглянулись: сквозь тонированные стекла видеть он нас не мог, мы разом его зауважали и испугались. Димка мялся, хмурился, но соврать не решился.
— Ну… — проронил он, как видно, начисто лишившись всего словарного запаса.
Задумчивый посмотрел в голубое небо, пнул ногой колесо и, вздохнув, сообщил:
— Девок оставишь мне, а сам поезжай.
Димка все-таки вспомнил какое-то слово и уже рот открыл, но тип его обнял за плечи и ласково предложил:
— Ты поезжай, поезжай.
— Давай на выход, — скомандовал Димка, глядя на нас с некоторым уважением.
Мы вышли, автобус отъехал, а задумчивый потер нос и сказал:
— Пошли.
Рядом у ларька стояла машина. Солидная. А вокруг сновал народ. Не скажешь, что много, но были люди.
— А я ведь сейчас заору, — заявила Сонька.
— Зачем? — удивился тип.
— Ну, не знаю. Не нравится мне все это.
Я вот только что двух покойников видела вблизи. Травма, знаете ли, для моего организма.
— Ты помолчи маленько, ладно? — предложил задумчивый. Сонька моргнула глазом и замолчала. И правильно сделала. Мы сели в машину, он на водительское место, а мы сзади, и поехали. Внимания на нас он не обращал и ничуть не беспокоился, что мы можем сделать что-то предосудительное с его точки зрения. А мы и не собирались: в его присутствии даже шевелиться не хотелось. Мы пересекли площадь, свернули влево, проехали пару кварталов и оказались в переулке во дворе большого здания. Остановились возле двери с табличкой «Служебный вход». Дверь была новой, а табличка старой. Тип вышел, кивнул нам и толкнул дверь. Мы прошли длинным коридором, который закончился комнатой с решетками на окнах, с большим сейфом, письменным столом и длинным рядом старых стульев. Тип кивнул еще раз, и мы устроились на стульях.
Сонька головой повела и начала бледнеть.
Потом слабо икнула. Тип между тем пододвинул телефон, стоящий на столе, снял трубку и что-то пробормотал замысловатой скороговоркой. Потом сел и вроде бы стал ждать. И мы стали. Рядом с сейфом оказалась дверь, она открылась, и в комнату вошел мужчина, моложавый, хорошо одетый. Очки в золотой оправе, борода и усы делали его похожим на русского интеллигента начала века.
— Здравствуйте, — сказал он нам без улыбки, но с приятностью. Сонька померцала глазами и кивнула, а я подумала: может, вскочить и сделать книксен, но мысль эта показалась мне не совсем удачной, и я ограничилась тем, что ответила:
— Здравствуйте.
Тип в спортивном костюме исчез, а очкарик сел на стул рядом с нами и сказал:
— Прежде всего вам нечего бояться. Может быть, воды? — вдруг спросил он Соньку, та головой покачала, боясь рот открыть, понимая, что в обществе такого мужчины икать совершенно неприлично. Заподозрив, что Сонька глухонемая, он стал обращаться ко мне. Я приободрилась от уверений, что бояться нам нечего, вид имела смиренный и доверительный, преданно смотрела ему в глаза, но на всякий случай готова была зареветь в любую минуту. В этот момент по щеке Соньки скользнула одинокая слеза: это ее так проняло оттого, что говорить она боялась, а молчать не было сил, но очкарик решил по-своему — похлопал рукой по ее ладошке и сказал опять же не без некоторой приятности:
— Ну, ну, успокойтесь. Я ведь сказал: вам ничего не грозит.
— Мы много пережили, — пояснила я, извлекая платок из сумки.
— Па-па-па, — Начала Сонька и хлопнула челюстью, потом попробовала еще раз и изрекла:
— Покойники.
Очкарик вопросительно уставился на меня, как видно, избрав переводчиком, я с готовностью перевела:
— На наших глазах людей убили. Двоих.
Они сидели рядом с нами.
Он сочувственно закивал и произнес совершенно серьезно:
— Да, ужасно. Я вас понимаю.
— Че-че-че, — багровея, начала Сонька, видимо, пытаясь произнести «черта лысого», но потом крутнула головой и примолкла. Перевести я не смогла и только пожала плечами.
— Может быть, все-таки воды? — Настойчиво предложил очкарик.
— Спасибо, не беспокойтесь. У нее это нервное. Возобновит лечение, и пройдет.
— А она что?..
Я удрученно кивнула.
— А… — сказал очкарик и перестал обращать внимание на Соньку, сосредоточившись на мне.