Деньги для киллера

— Антисемиты, что ли? Дурища, где же здесь комары?

— Москиты. Не комары, что ли?

— Убогая, — вздохнула я.

— Ты про бабку слушать будешь? В общем, фельдшер был антисемитом, не мог он терпеть в семье такого паскудства, как еврейская фамилия, ну и, натурально, усыновил папулю, тот и стал Зайцев.

— Здорово. А ты замуж за сапожника не хочешь?

— Нет. Я за президента хочу.

— Не выйдет. Уж больно ты дремучая.

А вот почему так, Софья Павловна, память у тебя железная, а слова ты вечно забываешь?

— Я все слова помню, просто путаю, какое куда вставлять. Про бабку я тебе рассказала, а теперь ты мне расскажи, как надумала убийц искать?

Я взяла ее руку, сжала в кулак, постучала им по красивому Сонькиному лбу и сказала:

— Ты даже думать об этом не моги.

Сонька ухмыльнулась и постучала кулаком по моему лбу:

— Как хочешь, а эти деньги мне нужны.

Напрягай извилины.

Я вернулась домой, размышляя по дороге, как избавить Соньку от глупых мыслей.

Вообще жизнь не радовала. Витькиным заверениям я не верила. Хотя его, возможно, и мучают угрызения совести. Его великий предшественник Иуда Искариот даже удавился от подобных мук, правда, тому, кого он продал, легче от этого не стало. Следовательно, досчитывать я могла только на себя.

Для начала я поднялась к Гоше. Открыла мне Вера Сергеевна. Гоша был дома и, как оказалось, маялся с перепоя. Я прошла в комнату, он поднял голову, поздоровался и застонал.

— Полюбуйся, Маргарита, — сказала Вера Сергеевна, — пить затеял. Мало мне его бандитства, так он еще и алкоголиком стать решил.

— Ма, чего ты? Иди чай поставь, все-таки гости.

— В городе не иначе как месячник повального пьянства, — заметила я.

— Ладно, хоть ты не добивай.

— Не буду. Вот что, Игорек, придется тебе лечь в больницу.

— Чего? — привстал он, выпучив глаза.

— В больницу, говорю, придется. Организуем тебе язву или гастрит. Очень правдоподобно, лежишь ты зеленый, дружки поверят.

— Ты издеваешься, что ли? — рухнул он на подушки.

— Тут дело такое: ваши ребята нас с Сонькой с кладбища прихватили, Бог знает, зачем. Добрые люди помогли от них избавиться…

— Так это вы были?

— Ага.

— Говорил я тебе, мотать надо из города.

— Мотать никак нельзя, я уже объясняла.

А вот тебе в больницу надо. Рахматулину выходка твоего Брауна не понравилась, и он обещал с ним поквитаться. Соображаешь? Совершенно не хочу, чтобы ты пал случайной жертвой междуусобной войны.

— Ты о себе подумай.

— Я и о себе. Тебя не будет, кто мне поможет? Нет, давай в больницу, ты все ж таки на моих глазах рос, и мама твоя мне все равно, что родная.

Он вздохнул:

— Грет, давай уедем.

— В больнице ты в безопасности и под рукой. В случае чего поможешь. А помощь мне скоро понадобится.

— Да как я в больницу попаду? Я ж здоров, как бык! С похмелья туда не положат.

— Тебя положат. У меня подруга зав отделением. Я сейчас от себя позвоню, а ты постарайся быть при смерти. Чтобы все натурально, для мамы и дружков.

Надевая в прихожей плащ, я сказала озабоченно Вере Сергеевне:

— Что-то не нравится мне Игоречкино состояние. не похмелье это. На желудок жалуется.

— Правильно, какой желудок выдержит.

— Не в первый раз ему с похмелья страдать, а тут что-то… присмотрите, в случае чего — ко мне, у меня подруга терапевт, очень хороший врач.

— Думаешь… А вдруг аппендицит… Он ведь уколов до смерти боится. Игоречек, тебе, может, чайку горячего? — Веру Сергеевну неудержимо тянуло к постели сына.

Я торопливо исчезла. И стала звонить Наталье.

— Неприятности у парня, — пояснила я, — схорони на недельку.

— Привози. Устроим ему обследование.

Через час прибежала Вера Сергеевна, насмерть перепуганная.

— Маргарита, совсем ему плохо, надо «скорую» вызывать.

— Не надо «скорую», попадет к какому-нибудь коновалу… попросим Сережку с первого этажа, он нас в Красный Крест отвезет.

Через час Гоша получил кровать в палате под номером 10, переоделся в спортивный костюм и тапочки и пошел меня провожать.

— В палате три старикана, я здесь долго не выдержу.

— Потерпи. На кладбище хуже.

— Ты хоть заходи, ладно?

— Два раза в день, утром и вечером.

— Все шутишь.

— Позвони дружкам, чтоб знали, что ты при смерти. Пока.

И я отправилась домой. В окне терапевтического отделения маячил Гоша, выглядел он совершенно больным.

Звонок телефона поднял меня в половине второго ночи. По этому парню можно сверять часы.

— Привет, детка.

— Слушайте, а нельзя звонить днем? Ночью я обычно сплю. Опять же вам при такой луне положено быть волком, нелегко, наверное, набирать когтистой лапой номер?

— Как мой подарок?

— У вас проблема. Срочно обратитесь к психиатру.

— Ты пытаешься убедить меня, что не очень боишься?

— Я не очень боюсь. Человек смертей.

Мне на голову может свалиться кирпич, я могу заболеть СПИДом, кто сказал, что вы — хуже?

Он засмеялся тихо и довольно противно.

— Жду не дождусь, когда мы познакомимся поближе.

— Вы со мной играете, зачем? — спросила я, потому что в этих звонках не было смысла, если он, конечно, не психопат.

— Играют ради удовольствия.

Значит, психопат.

— Я вас знаю?

— Я любой из твоих друзей.

— Значит, вы просто развлекаетесь.

— Не совсем. Ты должна кое-что для меня сделать.

— Что же?