– Ну… мы все в группе знаем, что вы после занятий всегда куда-то бежите… нам интересно, куда… один мальчик проследил, а я сказал маме… но я не знал, что она меня пошлет… знал бы, не сказал бы.
– И все-таки не понимаю – зачем?
Кубиков вздохнул:
– Она сказала, я должен попросить вас о зачете здесь. Раз вам здесь так нравится бывать. Что здесь вы смягчитесь.
Отметив про себя, что речь моего ученика стала гораздо грамотней и что его мама наверняка увлекается психологией, вслух я произнесла другое:
– И почему же вы не попросили?
Кубиков уставился на меня с безграничным удивлением:
– Потому что очень вас боюсь!
Я вросла в пол. Очень меня боится? Надо же! Меня! Боится! Кубиков!
– А мама заставляла идти опять, – вздохнул он. – А я ничего. Мне понравилось. Люблю танцы.
– Да? – не могла не обрадоваться я.
Он понизил голос до шепота:
– Знаете что я решил? Я брошу институт. И пойду в группу. Вы как?
– Я не пойду, – твердо заявила я. Я не знала, в какую группу меня зовут, террористическую или группу захвата, но меня не устраивало ни то ни другое.
– Куда? – опешил Кубиков.
– В группу, – пояснила я.
– Да вас и не возьмут, – немного подумав, честно признался мой ученик. – По возрасту. И по полу. Женскому.
Я несколько опешила. Хотя все правильно! Зачем им дамы, да еще не слишком юные.
– Группа называется «Кайф для ног». Классное название, правда?
– Так это танцевальная группа? – уточнила я. – Замечательно!
– Ну, такая… там и поют по разному иностранному, но в основном танцуют. На дискотеки их приглашают, всех чтобы заводить. Можно бабки зашибать. Меня давно звали, говорили, внешность у меня такая, хипповая… и ноги как надо приделаны… и нравится мне это… а мама заладила – учись да учись. А я эту учебу ненавижу! Особенно математику! Как вижу формулу – умереть хочу!
Я взглянула на Кубикова новыми глазами. Действительно, красивый парень, спортивный, и не дурак, наверное. Ну не его область – математика. Его – кайф для ног. Все девчонки на дискотеке по-влюбляются. А он, бедный, вместо этого за мной гоняется…
– А как же мама? – сочувственно поинтересовалась я. – Не разрешит ведь.
– Да ладно! Я все равно ничего сдать не смогу, а вторую академку ей не пробить. Выгонят меня, и все.
– А армия? Ведь в армию возьмут?
Кубиков посмотрел на меня снисходительно:
– А предки на что? От армии, что ли, не отмажут? В армии только те, у кого родители нищие.
Прозвенел третий звонок. Мой ученик махнул рукой и танцующей походкой двинулся в зрительный зал. Все-таки неформальное общение с молодым поколением поразительно расширяет кругозор! Подруги подталкивают меня в спину, чтобы я не стояла столбом, а шла на место. Гаснет свет… подождем открытия занавеса… ну, ну… он! Какой счастливый сегодня день!
– Ты что, приняла зачету Кубикова? – поинтересовалась в антракте Маша.
– Наоборот! – гордо сообщила я. – Он поведал, что хочет бросить институт и заниматься танцем. Это явно благотворное влияние Мариинки.
– Вообще-то, – заметила Настя, – я всегда полагала, что цель преподавателя прямо противоположная. Заинтересовать своим предметом, а не отвращать от него.
– Ты считаешь, Кубикова требовалась отвращать? – пожала плечами я. – Ему при виде формул хочется умереть. Так что с него подозрения сняты.
– Какие подозрения? – живо вмешался беседовавший до того с Ники по-английски Леша.
Настя сделала страшное лицо.
– Что он ходит в Мариинку, чтобы получить у меня зачет, – неохотно соврала я и тут же поправилась: – То есть он и впрямь ходил ради этого, но не по своей инициативе, а по маминой.
– А что же он к тебе не подходил? – подозрительно прищурился Леша.
– Уверяет, что до смерти меня боится, – призналась я.
Это сообщение почему-то успокоило моего неприставучего кавалера, и он довольно кивнул.
Впрочем, мне было не до сложностей его психологии. Я с замиранием сердца ждала знаменитой диагонали второго акта. Мирта, повелительница виллис, манит к себе Альберта, и тот, повинуясь волшебной силе, через всю сцену движется к ней, хоть и знает, что это принесет ему смерть. Рузиматову каким-то загадочным образом удается передать борьбу героя. Я ведь прекрасно понимаю, что танцовщик делает все по собственной воле. Тем не менее Альберт Рузиматов приближается к Мирте, прямо-таки физически преодолевая собственное сопротивление. Он тянется назад, а его влечет вперед… Это одна из моих любимых сцен.
И вот вожделенный миг настал. Не успела я ахнуть, как Альберт вдруг поднялся в воздух и за одно мгновение… даже не знаю, как назвать… скажем – оказался на другом конце сцены. Он считал свою вину перед Жизелью столь огромной, что даже не боролся. Я не возражаю, это тоже замечательно. Но оно произошло с такой колдовской скоростью, что я не успела насладиться.
И тут я доказала, что и сама не лыком шита. Диагональ повторяется дважды. Я сосредоточилась и замедлила собственное внутреннее время. Ненадолго, однако сумела – уж очень мощным был стимул. И во время второй диагонали я с упоением и болью смотрела на медленный, волшебный полет.
После спектакля Ники отозвал меня в сторону.