День исполнения желаний: Рассказы о мальчике, выросшем в Варшаве

Я не стал отвечать на этот вопрос. Какое ему дело, что я ношу под рубашкой? Мне хотелось, чтобы извозчик поскорее уехал, но он не трогался с места. Пришлось шмыгнуть в незнакомые ворота. Однако во дворе меня поджидала новая напасть — здоровенный пес! Зверь не сводил с меня проницательных глаз, словно хотел сказать: «Извозчика-то ты обвел вокруг пальца, но меня не проведешь! Я-то знаю, что тебе тут делать нечего». Пес оскалился, показав пасть, полную острых зубов.

Тут появился дворник:

— Что ты тут забыл?

Я начал было что-то мямлить, но он не стал меня слушать.

— Пошел вон, живо! — И он припустил за мной с метлой на перевес.

Я бросился наутек. Пес истошно взвыл. Наверняка извозчик стал свидетелем моего позорного изгнания, но разве по силам маленькому мальчику устоять против дворника, метлы и разъяренной собаки?

Хоть дела мои складывались неважно, я не унывал: у меня все еще оставались деньги. А с деньгами всегда можно придумать, как поразвлечься. Я приметил овощную лавку и устремился за новыми наслаждениями. Я указал продавцу на первый попавшийся фрукт, тот оказался таким дорогущим, что оставшихся у меня денег едва хватило, чтобы заплатить за него. Пришлось расстаться с последними грошами.

Я уже и не помню, что это был за фрукт. Кажется, гранат или нечто не менее экзотическое. Помню только, что никак не мог его очистить, а когда наконец откусил, он показался мне настоящей отравой. Однако я съел его. И тут на меня напала неуемная жажда. Во рту все пересохло и горело огнем. Я мечтал лишь об одном — запить это жжение. О, если бы только у меня остались деньги! Я бы купил целую бочку содовой. Но карманы мои опустели, вдобавок я был так далеко от дома.

Я побрел домой пешком. И тут в довершение всех моих злоключений в ботинке прорезался гвоздь. Он втыкался мне в ногу при каждом шаге. И откуда он взялся? И как назло именно сейчас! Я вошел в подворотню. Здесь не было ни собак, ни дворников. Снял ботинок. Внутри сквозь подошву торчал острющий гвоздь. Я натолкал в ботинок какую-то бумагу и поковылял дальше. Какой болью отдавался каждый шаг! Вот так мучаются грешники на ложе из гвоздей в геенне! А сколько грехов я совершил за день! Перед тем как есть конфеты, я не произнес молитвы и не пожертвовал бедным ни единого гроша из моих денег. Лишь набивал свое пузо.

Возвращение домой заняло почти два часа. Чего только я не передумал по дороге! Вдруг в мое отсутствие дома произошло нечто ужасное? Может, я и не врал вовсе, когда говорил извозчику, что я сирота. Стоило этим словам слететь с моих уст, как я и на самом деле осиротел. Может, у меня и нет больше ни отца, ни матери, ни дома. А что, если я сам изменился до неузнаваемости и, когда вернусь, ни отец, ни мать не узнают меня? Я читал про такое. Все возможно!

Знакомый мальчишка окликнул меня:

— Где ты пропадал? Твоя мать с ног сбилась, тебя разыскивая!

— Я был в Праге, катался на трамвае, — ложь сама собой слетала с моего языка.

Вот так: стоит раз согрешить, вкусить пищу без молитвы, и ты уже на веки вечные человек пропащий.

— А к кому ты ходил в Праге?

— К тетке.

— С каких это пор у тебя там тетка?

— Она только что приехала в Варшаву.

— Рассказывай кому другому! Мать тебя повсюду ищет. Поклянись, что был в Праге.

И я дал ложную клятву.

Я вернулся домой: усталый, взмокший — потерянная душа. Первым делом бросился к крану, пил и никак не мог напиться. Наверное, Исав так же жадно хлебал чечевичную похлебку, за которую продал свое первородство.

— Нет, вы только посмотрите на этого ребенка! — всплеснула руками мама.

К диким коровам

Все те годы, что мы жили в Варшаве, я ни разу не покидал города. Другие мальчишки возвращались после каникул и рассказывали, как ездили с родителями в Фаленицу, Мидзешин, Михалин, Свидер или Отвок. Но для меня эти названия были пустым звуком. На Крохмальной улице не было ни деревца. Впрочем, возле дома № 24, куда я ходил в хедер, росло дерево, но сам дом был слишком далеко от нашего.

Некоторые соседи выращивали цветы в горшках, но мои родители считали это языческим обычаем. Я же с малых лет ощущал в себе тягу к природе. Бывало, летом попадется мне яблоко с уцелевшим на черешке листком, и сердце сжимается от радости и грусти. Я ходил и нюхал этот чахлый листочек, таскал его с собой, пока он не увядал. Мама приносила с базара пучки моркови, петрушки, редиску, огурцы — каждый овощ напоминал мне о днях, проведенных в Радзимине, где мы жили в окружении полей и садов. Однажды я нашел в моем соломенном матрасе колосок, полный зерен. Сколько воспоминаний он пробудил во мне! Среди прочего он напомнил мне про сон фараона, в котором семь тощих колосьев поглотили семь тучных [2].

Мухи — большие и маленькие, зелено-золотые и черные — залетали к нам на балкон погреться на перилах ограды. А случись появиться бабочке, я мог часами, затаив дыхание, очарованно любоваться ею, даже не пытаясь поймать. Маленькое трепещущее существо было для меня приветом из свободного мира.