День исполнения желаний: Рассказы о мальчике, выросшем в Варшаве

Другим моим наказанием была лестница. Дело в том, что некоторые дети предпочитали ее уборной во дворе. Вдобавок нерадивые хозяйки частенько выбрасывали туда мусор. Дворник, в чьи обязанности входило следить за освещением на лестнице, редко обращал на это внимание. Впрочем, если свет и появлялся, то все равно горел лишь до половины одиннадцатого. Крошечные лампы вечно коптили и давали так мало света, что мрак вокруг них, казалось, лишь еще больше сгущался. Стоило мне оказаться на лестнице, как сразу начинало чудиться, будто за мной гонятся злые духи, демоны и бесенята — те самые, которыми стращали меня родители, чтобы убедить в существовании Бога и загробной жизни. Под ногами сновали кошки. Из-за закрытых дверей порой слышались причитания женщин, оплакивавших покойников. В такие дни у ворот могла поджидать похоронная процессия. Стоит ли говорить, что до входной двери я добирался совершенно измученный и едва мог перевести дух. По ночам меня мучили кошмары, и я просыпался весь в поту от ужаса.

Но если мы с трудом наскребали двадцать четыре рубля, чтобы заплатить за нашу квартиру с балконом и окнами на улицу, то где нам было найти средства для переезда на Крохмальную 12, в дом с газовым освещением и теплым туалетом? А за квартиру там требовали по двадцать семь рублей в месяц! И все же мы уповали на то, что смена квартиры повлечет за собой перемены к лучшему в нашей судьбе.

Было начало весны 1914 года.

Вот уже несколько лет газеты писали о взрывоопасной ситуации на Балканах и о соперничестве между Англией и Германией. Но из нашего дома газеты давно пропали. Прежде их приносил мой брат Израиль Иошуа, но он рассорился с отцом и съехал от нас.

Все уговаривали нас переехать. Владелец дома № 12 по Крохмальной улице, миллионер Лейзер Прцепёрко, слыл ортодоксом, но хоть и был человеком прижимистым, евреев никогда не выселял. А управляющий, реб Исайя, был другом моего отца. К тому же дом имел выход и на Мировскую улицу, к рынку, так что отец становился раввином сразу двух улиц — Крохмальной и Мировской. В те времена судебные тяжбы, свадьбы и разводы случались чуть не каждый день, что сулило нам приличный доход. Рассудив хорошенько, мы решились на переезд.

Новая квартира на первом этаже еще пахла свежей краской. Окна комнаты смотрели на пекарню, а кухонное окно — на глухую стену. Над нами было еще пять или шесть этажей.

Дом № 12 с тремя огромными внутренними дворами был подобен городу. В темном парадном всегда пахло свежеиспеченным хлебом — булочками, батонами, отрубяными караваями — и дымом. Каждый день пекарь выносил во двор противни со свежим хлебом. Тут же имелись две хасидские молельни — радзиминская и минская, и синагога — для тех, кто не признавал хасидизма. Были там еще и стойла, в которых круглый год держали коров, прикованных цепями к стене. В многочисленных подвалах торговцы с Мировской хранили фрукты, а еще яйца, которые для сохранности клали в известь. Все эти товары привозились сюда из окрестных деревень. В доме № 12 по Крохмальной царил дух Торы и молитвы, а также коммерции и неустанного труда. О керосиновых лампах здесь никто и не вспоминал. А в некоторых квартирах — о диво! — уже был телефон.

Хотя дома № 10 и № 12 стояли рядом, переезд дался нам нелегко. Пришлось грузить весь наш скарб на повозку, и, конечно, не обошлось без поломок. Платяной шкаф оказался чудовищно тяжелым. Настоящая крепость с львиными головами на дверцах и резным карнизом. Весил он не меньше тонны, точно. Не могу себе представить, как его ухитрились когда-то перевезти из Радзимина.

Никогда не забуду восхищения, которое я испытал, когда впервые зажглась двухрожковая газовая лампа. Я едва не ослеп. Комната наполнилась удивительным сиянием, мне показалось, что свет проник даже в голову. Ну теперь-то демонам прятаться негде!

Уборная привела меня в восторг. Впрочем, как и газовая плита на кухне. Отныне не надо готовить щепки на растопку, таскать уголь и бидоны с керосином. Теперь у нас газовый счетчик: сунешь в него сорок грошей и готово — получай газ. Достаточно чиркнуть спичкой, и вмиг загорается голубое пламя. На молитву я стал ходить в радзиминскую молельню, которая находилась прямо во дворе нашего дома, и поэтому быстро перезнакомился с другими жильцами.

Мы было поверили, что предреченная удача таки нам улыбнулась.

Работы у отца прибавилось, люди постоянно приходили к нему на суд. Дела шли столь успешно, что отец решил снова послать меня в хедер. Я уже вышел из того возраста, когда мальчиков посылают учиться, но на Твардой улице в доме № 22 была специальная школа для учеников постарше, где не просто разбирали с детьми Тору, а читали настоящие лекции. Некоторые мои приятели, учившиеся в других хедерах, тоже перешли туда.