День гнева

И, оставив Веларде бормотать бесполезные доводы, Даоис с непокрытой головой, заложив руки за спину, спускается во двор, начинает расхаживать по нему взад и вперед, приковывая к себе все взоры. С наружной стороны тяжелых запертых ворот, из-под кирпичной, крытой железом арки по-прежнему доносятся крики «Ура Испании!», «Многая лета королю Фернандо!», «Слава нашей доблестной артиллерии!», «Смерть французским собакам!» и чуть приглушенный расстоянием, но все равно перекрывающий голоса грохот ружейной пальбы. И каждый выкрик, каждый выстрел разрывает сердце Луису Даоису, переживающему горчайшие минуты своей жизни.

* * *

А покуда капитан Даоис ведет во дворе артиллерийского парка переговоры со своей совестью, на другом конце города, у южных его застав, у Хоакина Фернандеса де Кордобы, маркиза де Мальпики и его соратников пересыхает во рту при виде того, как к Толедским воротам поднимается французская конница. Несколько позже, когда будут подведены итоги этого дня, станет доподлинно известно, что из казарм в Карабанчелес бригадный генерал Риго вывел девятьсот двадцать шесть сабель — два кирасирских полка: они-то сейчас и идут на рысях по прямым, тянущимся на север до самого Мансанареса аллеям, чтобы затем, поднявшись по улице Толедо, выйти на площадь Себада и Пласа-Майор.

— Боже милосердный… — бормочет слуга Ольмос.

Маркиз, не питая особенных надежд на спасение, оглядывается вокруг. Толедские ворота, через которые французы с боем должны прорваться в город, обороняет около четырехсот человек. Сказать, что преобладают люди низкого звания, одетые как принято в кварталах Сан-Франсиско и Лавапьес — бурые куртки, головные платки с черной или белой каймой, широкие штаны без намека на чулки под ними, — значит ничего не сказать: большую часть составляет здесь настоящий уличный сброд — лихая мадридская голь и рвань, привыкшая все дела улаживать ударом ножа, женщины с окрестных улиц, пользующихся дурной славой, хотя, конечно, представлены и добропорядочные обитатели Паломы и ближних домов, мясники и дубильщики из Растро, слуги, горничные, кухарки из окрестных гостиниц и харчевен. Как ни старался маркиз де Мальпика привести оборону хоть в мало-мальское соответствие с правилами военного искусства, как ни настаивал и ни надрывался, они все сделали на свой вкус и по своему разумению, расположась по признакам дружбы и родства, так что каждый занял позицию, ему лично представляющуюся наиболее выгодной и благоприятной: одни, перегородив улицу телегами, тачками, земляными корзинами и кирпичом с ближней стройки, засели за этой баррикадой, беспредельно доверяя своим навахам, кухонным ножам, тесакам, топорам, вертелам, садовым ножницам. Другие — те, у кого были ружья, дробовики, карабины, пистолеты, — устроились в госпитале Сан-Лоренсо и на балконах или в окнах выходящих на площадь зданий, вместе со множеством женщин, кипятящих воду или масло. Маркиз — капитан запаса Малагского пехотного полка — единственный, кто обладает познаниями в военном деле и известным практическим опытом, с трудом сумел навязать своему воинству кое-какие тактические хитрости. Зная, что конница без больших усилий преодолеет слабую баррикаду, он расположил позади нее, на ступенях колоннады на углу улицы Кохос человек тридцать, готовых исполнять его приказы, — своих слуг, тех, кого привел с улицы Альмудена и кто пристал по дороге. Среди них выделяются женщина с топором и аптекарский ученик.

— Ваша задача, — объяснил он, — ударить во фланг кавалерии, когда она, разнеся баррикаду, выедет на площадь.

Тем, у кого есть ружья армейского образца — лузитанскому драгуну, четверым дезертирам-валлонам, лакею Ольмосу и привратнику из совета Кастилии, — он советует выцеливать офицеров, знаменосцев, трубачей.

— Короче говоря — бейте всякого, кто скачет впереди, отдает приказы и больше других машет руками. Если нас рассеют, уходите врассыпную, отступайте к площади Себада… Встретимся там.

Один из добровольцев — конюх дворцовых конюшен, вооруженный древним мушкетоном, — доверчиво улыбается. Для испанского народа, привыкшего слепо повиноваться религии и монархии, дворянский титул, сутана или мундир — суть единственное, на что можно опереться в переломные моменты. И это подтвердится в самое ближайшее время, когда начнут создаваться хунты, которые поведут с французами войну.

— А как вы полагаете, ваша милость, наше-то войско придет?

— Ну разумеется, как же иначе, — лжет маркиз, не питающий на этот счет ни малейших иллюзий. — Придут непременно. Только до их прихода надо будет продержаться, сколько можно.

— Рассчитывайте на нас, сеньор маркиз.

— Ну, в таком случае — по местам. И — помогай нам Бог!

— Аминь.