День гнева

Окровавленные по самую рукоять навахи не ведают устали. Многие французы, придя в замешательство при виде этой живой стены, разворачивают коней и огибают Буэн-Сусесо в сторону улицы Аточа, где их встречает то же самое, но горловина Сан-Херонимо извергает новые и новые волны императорской кавалерии, и горожане начинают нести страшные потери. У фонтана Марибланка помянутому каменщику Мелендесу ударом сабли раскроили череп. Буэнавентуре Лопесу дель Карпьо, помощнику аптекаря с улицы Монтера, дравшемуся рядом со своим товарищем по имени Педро Росаль, пуля разворотила лицо; погибли под копытами хватавшие лошадей под уздцы Луис Монхе с Менорки, конюх Рамон Уэрто, неаполитанец Блас Фальконс, поденщик Басилио Адрао Санс и Мария Тереса де Гевара с улицы Хакометресо. Многие, дрогнув, отступают и бегут, ища спасения, и вот уж на Пуэрта-дель-Соль остается не больше трех сотен мужчин и нескольких женщин, которые продолжают драться, чем и как могут, время от времени скрываясь за углами, ныряя в подвалы, чтобы перевести дух или пропустить сомкнутый строй кавалерии, а потом вновь набрасываясь на одиночных всадников, снующих по площади в разных направлениях. В числе этих людей — братья Рехон и их неразлучный спутник Матео Гонсалес, егерь из Кольменара: они сражались отчаянно, но были вынуждены отступить к решетчатым воротам перед папертью, когда накатившая волна драгун рассеяла их малый отряд, огнем и сабельными ударами уложив Эзекиэлу Карраско, кузнеца Антонио Иглесиаса Лопеса и сапожника Педро Санчеса Селемина, 19 лет. Среди тех, кто, отбиваясь, успел укрыться в церкви Буэн-Сусесо, Матео Гонсалес, глазам своим не веря, узнает актера Исидоро Майкеса,[26] дравшегося, оказывается, с мадридским простонародьем плечом к плечу.

— Черт… Неужто это Майкес?.. Быть не может.

Знаменитый комедиант, которому в этом году исполнилось сорок, и одет как настоящий махо: короткая куртка, замшевые штаны, суконные гамаши, туго обтянутая платком голова. Услышав свое имя, он устало улыбается, тыльной стороной ладони вытирает с лица кровь — чужую, по всей видимости.

— Может, дружище, может, — приветливо отвечает он. — Собственной персоной и к вашим услугам.

У Матео Гонсалеса, недрогнувшего перед мамелюками, сейчас захватывает дух. Как жаль, сетует он, что в бурдючке у братьев Рехон не осталось больше вина, нечем отметить такую встречу.

— Я вас видел на сцене, дона Педро играли… Замечательно!

— Благодарю вас, но сейчас не до этого. Займемся делом.

Отдых недолог. Едва лишь мимо проносится плотный строй кавалерии, как все, включая Майкеса, выбегают, оскальзываясь на мокрых от крови торцах тротуара, на улицу. Хосе Антонио Лопес Рехидор, 30 лет, застрелен в упор в тот самый миг, когда, запрыгнув сзади на круп коня, всаживает наваху в сердце мамелюку. Залпы французов косят и других — Андреса Суареса-и-Фернандеса, счетовода королевской компании «Гавана», 72 лет, Валерио Гарсию Ласаро, 21 года, Хуана Антонио Переса Бооркеса, 20 лет, служащего при конюшнях конногвардейского эскадрона, Антонию Файолу Фернандес с улицы Абада. У баскского дворянина Хосе Мануэля де Барренечеа-и-Лапаса, который оказался в Мадриде проездом в родной Гипускоа и при первых же признаках возмущения вышел из дверей гостиницы с длинной шпагой, упрятанной в трость, парой дуэльных пистолетов за поясом и пятью кубинскими сигарами в кармане сюртука, ударом сабли глубоко разрублено плечо и сломана левая ключица. В нескольких шагах дальше, на углу улиц Коррео и Карртетас, босой и бесштанный Хосе дель Серо и Хосе Кристобаль Гарсия, соответственно 10 и 12 лет, камнями отбиваются от натиска гвардейского драгуна и один за другим погибают под ударами его сабли. Тогда-то священник дон Игнасьо Перес Эрнандес, придя в ужас от всего, что предстало его взору, достает из кармана и открывает дождавшуюся своего часа наваху. Подоткнув полы сутаны, он вступает в бой рядом со своими прихожанами.

4

Когда капитан Веларде с волонтерами и увязавшимися за ними горожанами прибывает на улицу Сан-Хосе к парку Монтелеон, там уже больше тысячи человек. При виде белых мундиров и капитана артиллерии во главе толпа взрывается ликующим ревом и рукоплесканиями, так что Веларде с большим трудом удается подойти к воротам. Обнаружив, что они заперты, капитан стучит — громко и требовательно. Ворота чуть приоткрываются, и часовые — двое французов и испанец-артиллерист, — разглядев капитанские эполеты Веларде, не чинят больше препятствий, но впускают только его и еще одного офицера, которым оказывается стоявший ближе всех лейтенант Хасинто Руис. Войдя, Веларде замечает выстроенных французов и, прежде чем доложиться Даоису, прямиком и очень решительно направляется к их командиру.

— Вам конец, — выпаливает он в упор без предисловий и околичностей. — Если немедленно не скроетесь со всеми своими людьми.

Французский капитан, несколько ошеломленный и тем, с какой грубой простотой изъясняется новоприбывший, и его зеленым мундиром Главного штаба, растерянно молчит.