Снова надели наручники Пасалу, Здалияу и Тувияу. Их провели через Лодочный мост в один из роскошных залов суда во Дворце.
Это огромное здание из белого камня заставило их застыть. С трепетом и страхом вошли они в зал заседания суда. И все оправдания, которые подготовили себе Шегдаяу и Тувияу, и всё их недовольство, и вся ирония мгновенно улетучились. Только некоторые вещи они старались не забыть и цедили сквозь зубы: вороны… викинги.
Вошел Каган, и у них затряслись коленки. Перед ними стоял, на расстоянии взгляда, великий властитель, царь. Йосеф. И в это с трудом верилось. Словно воздух в помещении наполнился светом. Лицо его выглядело строгим, крепким, одежда на нем была высшего класса. Он сел.
Говорил обвинитель. Он обвинял подсудимых в пренебрежении долгом, в том, что они оставили детей на произвол судьбы. Защитник начал свое выступление. В то утро он надел новый костюм, повязал любимый свой галстук, и окончательно решил то, что скажет. Он не говорил о преодолении подсудимыми всех трудностей дороги, а остановился, главным образом, на мощи беса, и косвенно напомнил царю, сколько делалось попыток избавиться от этого беса, и насколько запущена была проблема границы на западе. И затем сказал: «С Вашего разрешения, попрошу подсудимого под номером 1 описать бой, который он вёл с дикими викингами на северной границе».
Царь покачал головой в знак согласия. Пасал встал, не зная, как начать, но только защитник задал первый вопрос, и Пасал начал рассказывать о викингах, об их безобразно диком поведении: «С Вашего разрешения, Ваше величество, расскажу Вам, что мне поведал мэр города». И Пасал передал требование мэра укротить шведов, не дать им набраться сил. Настали там плохие времена, голод крестьян на песчаных землях, дождевой червь завелся в человеческой пище.
Царь разгневался на миг и прервал Пасала. Он, царь, знает положение, и нечего ему напоминать, и то, что видит мэр городка на границе, еще не полная картина сложных отношений с викингами.
«Вы правы, Ваше высочество, но я еще должен рассказать об одном, даже если это мне дорого обойдется». И Пасал рассказал ему о белых воронах, и о том, что с ними сделали здесь, в Итиле, до этого суда.
К удивлению Пасала, царь выслушал это с большим вниманием, глядя прямо в глаза рассказчика, время от времени кивая головой, – подтверждая, что это весьма для него важно.
«Было у нас немного времени между Йом а-Кипурим и этим судом, и мы вместе с воронами решили найти отца главы ешивы мудрецов городка Мурма. Когда мы были в Мурме, глава ешивы пытался всеми силами и мудростью снять проклятие с ворон, но безрезультатно. Ужасен был вид раввина, беседующего с высшими силами. Вороны не изменились и не вернулись в человеческий облик. Напутствуя нас, раввин сказал: «Когда придете в Итиль, идти с воронами в синагогу александрийцев. Найдите там отца моего, скажите, что я пытался бороться с колдовскими чарами, но они сильнее всего, что я знаю. Скажите ему, попросил нас глава ешивы из городка Мурма, и голос его дрожал, скажите ему, что сын его взывает к нему о помощи.
Мы вошли синагогу евреев Египта. Её сейчас ремонтируют, меняют часть досок, на которых рисунки поистерлись. Мы боялись, что не найдем отца главы ешивы, что он куда-то уехал на праздники. Но он был там, в учебном классе. Борода его бела, и на лысеющей голове – цветная ермолка. Он давно нас ожидал и выразил удивление, что мы так долго не являлись. Он открыл небольшой шкаф, где хранил книги и записи, камеи и разные сорта песка, чтобы преодолеть чары колдунов-викингов.
Вороны влетели к нему в открытое окно и сели перед ним. Они были очень усталыми и очень скучали по своим семьям. Он приготовил тесто из муки и яиц, раскатал его и разрезал на тонкие полосы.
Затем написал строки из Священного Писания на части этих макарон и покормил ими голубей, а затем их зарезал, и мясо их дал есть воронам, гладя их с большой любовью. Он посыпал их расправленные крылья священным песком из Иерусалима, Хеврона, Бейт-Эля, с горы Гаризим, горы Юваль, горы Кармель, горы Мерон, Газы, и начал молиться, в страхе перед Отцом на небесах. Слышались голоса, хоры, что-то странное было в их голосах, словно бы все певцы были слепы. Большой свет стоял в комнате, крики протеста на слабо различаемом шведском языке, хриплом, отчаявшемся.
Но все это не помогло. Вороны тряслись, головы их качались, хвосты искривились, но всё осталось по-старому. Старый раввин весь покрылся потом, и был почти на грани потери сознания. Затем сказал нам: