Оказавшись на коляске, тело мертвого мальчика сделалось еще более физически материальным, более тяжелым и плотным. Боль на месте оторванной руки зажглась мучительным огнем. Чувствуя этот огонь, Призрак захотел закричать, но не смог. Во-первых, в груди его совсем не было воздуха, во-вторых, плотно сомкнутые челюсти никак не хотели размыкаться…
Шприцы продолжали гоняться за вопящим Моджо, коляска же, неумолимо ввозила Призрака в ту самую палату, из которой выкатилась.
Будь разум его не одурманен действием серых нитей, он бы боялся. Но сейчас собственного страха у него не было, лишь страх Моджо. Лихорадочный, на грани истерики, и очень непохожий на человеческий. Ко всему прочему, этот страх был отделен от чувств Призрака четкой границей, и Призрак отлично ощущал его чужеродность…
Коляска медленно вкатилась в палату. Здесь окна были большими, и мутного света из них изливалась предостаточно. Этот свет позволял рассмотреть шесть коек, одна из которых была перевернута, а на одной даже сохранился матрас накрытый изорванной и почему-то поплавленной в некоторых местах, грязной пленкой. Также в палате, соответственно, стояло шесть белых тумбочек, на одной из которых помещался большой кинескопный телевизор с усиками раздвоенной короткой антенны на верхней панели корпуса.
Как только Призрак оказался в палате, телевизор включился. Темный экран медленно начал светлеть, пока не стало возможным ясно различить бело-серую рябь помех… Будто множество маленьких суетливых жучков, помехи роились на экране, и ничего определенного из них вычленить было невозможно. В какой-то момент Призраку показалось, что он видит смутные очертание чьего-то лица, но через миг это впечатление исчезло. Не было там никакого лица, лишь совершеннейший хаос и шипение. Динамики телевизора шипели, передавая звуковую составляющую того, что творилось на экране…
Моджо все еще орал где-то за спиной.
– Как тебе мое скромное жилище? – Сказал старческий голос спокойно. Он доносился сквозь помехи, прямо из телевизора. – Да, я про телевизор. По-моему, это прекрасный дом, и он всегда со мной, а я в нем, как улитка. И мне нравится быть такого рода улиткой. – После этих слов усики-антенны на телевизоре зашевелились. – Ты слушаешь меня, мертвый мальчик? Конечно слушаешь, но говорить не можешь. Верно? Все этот проказник Моджо. Он научился подчинять призраков. Что ж, я мог бы освободить тебя. Я ведь тоже серое существо, такое же ложное, как и Моджо. Когда-то я и сам был призраком, но потом перешел на иной уровень существования. – Помехи начали как бы переливаться за грани экрана, стекая по тумбочке на пол. – Это происходило медленно, по мере изменения моего мышления и разума, постепенно все это начало становиться все менее и менее человеческим, и я стал меняться. Так и становятся серыми существами, если человеческая душа задерживается надолго в сумеречном промежутке, то так и происходит. Человечность медленно теряется. Сначала я думал, что стал демоном. Но нет, демоны – это гипертрофированные в самом плохом смысле человеческие души. А я – наоборот, стал меньше, ущербнее, весь сжался, и в то же время стал другим… Но, поспешу повториться мне нравится подобного рода существование.
Рябь помех изливалась из кинескопа, и постепенно из этой ряби материализовывалась невысокая мужская фигура. В конце концов, кинескоп опустел и погас. Теперь, перед призраком стоял очень худой, облаченный в больничную пижаму с голубыми полосками, старик. Пучки редкой седой бороды совершенно безобразным образом располагались на сухом лице, помехи так и остались на месте глаза, в широких глазницах, и завораживающе бушевали там… Плечи старика дрожали, проткнутые множеством шприцов, что нервно покачивались в такт этой дрожи. Плечи были утыканы шприцами, а также вся шея, сами же шприцы были полны чего-то багрово-серого, слегка светящегося, похожего на странный гной.
Старик двинулся к Призраку, и тот увидел, что из спины у него исходит толстый провод, волочащийся по полу, и протянутый прямо к телевизору…
– Вот такой я и есть. – Вымолвил Фурай, затем прикоснулся к одному из шприцов на своей шее, и выжал все его содержимое внутрь себя. Помехи в глазах старика сделались гуще. – Ох, хорошо… Мне, знаешь ли, на самом деле плевать, за чем таким ты понадобился этой гнусной Берте. Мне кажется, ты будешь отличным серым существом. Я ведь создал уже многих и многих. У меня теперь смысл жизни такой, плодить ложных серых существ разных форм и размеров. Я создал уже более двух сотен. Отлавливаю всяких призраков, и преображаю их. Всегда очень интересно, что же выйдет из того или иного экземпляра.
Тут старик прервался и посмотрел поверх головы Призрака в сторону дверного проема, ведущего в коридор, где продолжал кричать преследуемый шприцами Моджо.
– Надоел он мне. С ним я чуть попозже потолкую. Он – самое бестолковое и жалкое из моих творений. А ну-ка брысь, Моджо!
И тут крик Моджо, резко отдалившись, затих.