А потом подонок хватает меня за волосы и нагибает к своим штанам. Тыкает лицом. Я смотрю в его глаза, он опускает меня на колени – водительское кресло довольно далеко от нашего, и я без труда умещаюсь меж его ног. Его член расположился у него на прессе и достает почти до его пупа. Толстый и большой – нет никаких шансов, что он поместится у меня во рту…
Меня трясет, Кай оттягивает меня за волосы, заставляя взглянуть в его глаза.
Озноб пробивает мои кости, когда я гляжу в лицо Кая – я расцарапала его до крови, не сильно, но на встречах люди заметят, что кто-то подпортил ему физиономию. Но не это испугало меня, не это…
– Тебе придется заплатить за это, – я чувствую холодок у своего виска, и как что-то упирается мне прямо в висок.
Потому что, когда я гляжу в глаза Каю, я понимаю, что они вновь затуманены дымкой ярости, ненависти. Он слегка хватается за голову, словно она у него раскалывается, и закрывает глаза. А когда он открывает их я снова смотрю прямо в зеленую бездну глаз того чудовища, что изнасиловал меня на ковре у шкафа, связав и заломав руки.
Я плотно сжимаю губы, превращая их в тонкую линию. Подонка это злит еще больше, белки наливаются кровью. Помогите мне…а водителю насрать. Насрать, что в любую секунду его прекрасная рабочая машина будет в каплях моей крови. И…внутренностях.
– Рот открой, – он упирает дуло пистолета мне в губы. Снимает курок с предохранителя. Это уже за гранью. Настоящая игра со смертью. Холод стали пробуждает в моем теле отвратительно болезненные конвульсии, но Кай только сильнее зажимает меня коленями. Я не открываю рот, несмотря на все оттенки страха.
– Думаешь, я не выстрелю, шлюха? Открой рот, я сказал! Оближи этот сраный пистолет, давай-давай! – рявкает он, тыча дулом в мои губы.
Я боюсь только одного, что меня сейчас стошнит прямо на этот пистолет. И не только…ком в горле настолько огромный, что он пробирается выше и выше, лишь бы выйти из меня и освободить дыхательные пути.
– Давай порассуждаем, дорогая моя, Лейла. Мелисса, или как там тебя. Когда моя пуля пробьет твою голову, никто не будет о тебе грустить. НИКТО. Ты же одинокая шлюха, и всегда такой была, видимо, поэтому ты свои скучные статьи писала. Два года прошло, все давно о тебе забыли. Да ты же никому никогда не была нужна. Ненужная игрушка. Так что радуйся, что я уделяю тебе столько времени. Хотя, поверь, и я долго грустить не буду, когда убью тебя, – не знаю, как ему удается сказать именно то, что вызывает во мне рыдания, и как следствие раскрытие рта.
Я рыдаю с пистолетом во рту, но будто не нахожусь в этом кошмаре физически. Мне хочется думать, что все это происходит не со мной.
И самое ужасное это то, что она, правда, никому не нужна. Одинокая, одинокая, одинокая…
– Соси хорошо, иначе психану, – теперь я точно могу сказать, что познала настоящий ужас. Вкус пистолета? Какой он на вкус? Это не вкус металла и материалов, и даже не запах пороха. Это вкус смерти, запах страха.
Душа борется. Каждый раз борется за освобождение, но Кай делает надрыв за надрывом, ударяя меня по самым больным местам.
Одинокая…
Ненужная…
Нелюбимая…ошибка природы.
Даже родители отказались от тебя, Мелисса. Ты изначально ненужный товар.
Кай дергает за веревочки, тянет свою марионетку, и теперь он точно достал до самых расстроенных и забытых струн моей души.
Кай
Ну, что, потаскуха красивая, мы снова встретились. Не понимаю, почему Кай вообще с тобой церемонится. У него хватило смелости направить на тебя пистолет, но он никогда бы не спустил курок.
Он не смог сделать этого, даже если бы ты брыкалась и плевалась…А Я смогу. Он будет очень недоволен, когда узнает, что я трахнул его кису в ротик.
В последнее время я прямо всем своим зверским чутьем ощущаю, как он думает о тебе. Как ты начинаешь проникать под его кожу. И мне не нравится это…ты делаешь его слабым, а значит способна сделать его слабым в глазах общества и наших общих врагов.