Демон внутри меня

– Ты! Думаешь, я должна быть благодарна тебе за это? За то, что ты изнасиловал меня?! Посмотри! – мой голос срывается, я прикрываю свою грудь руками, но Кай немедля берет меня за предплечья и с силой жестко припечатывает мои запястья к изголовью кровати над моей головой.

Даже в кошмарном сне я не могла представить, что мои соски затвердеют, когда мой насильник сделает это. Возьмет надо мной верх. Израненные запястья заныли в его ладонях. Я зашипела и скривилась от боли.

– Ты хочешь, чтобы я отрезал тебе язык, сладкая? – язвит Кай, тяжело дыша около моих губ. Его мятное дыхание проходит сквозь меня, обволакивает им. Теплое, терпкое. – Мне бы этого не хотелось. Твой язычок нужен мне для некоторых…удовольствий. Мужчинам, которых, я надеюсь, ты изучила. Так ответь, ты хочешь, чтобы я его отрезал тебе, сучка неблагодарная?!

Пот ручьями стекает по пояснице. Мне кажется, что я лежу на влажных простынях и подушке.

– Н-нет, – пытаюсь отвернуться от Стоунэма.

– Отлично, – заключает он, отпуская мои запястья. Он медленно берет с тумбочки крем с мазью, которая принесла Хиллари.

– Даже эта чертова экспресс-мазь. Она стоит две тысячи долларов. Наверное, ты столько за свою сраные статьи не получала. Это для тебя, Леа.

Псих. Я чертовски благодарна тебе за то, что ты изнасиловал меня до полусмерти, а потом купил мне мазь за две штуки. Прекрасно.

Хочется жалобно взвыть от подобной несправедливости. Боли. От воспоминаний, терзающих меня, когда смотрю на его руки.

Красивые мужские руки. И это они раздвинули мои бедра, и помогли причинить мне столько боли. Это их отпечатки останутся под моими ребрами. Удивительно, что он мне их не сломал. Правда, удивительно.

– Я знаю, о чем ты думаешь, девочка. Что тебя изнасиловали. Ты боишься меня. Это правильно. Но насилия не было, – продолжает убеждать меня Кай. Его голос дурманит и гипнотизирует. Таким детям рассказывают сказки.

То, что он отрицает факт насилия, делает его в моих глазах еще более безумным. Он как наркоман, который отрицает свою зависимость. Человек не в себе и совершенно не ведает морали и не отдает отчет своим действиям. КАК? Как он стал таким человеком? Как его вообще взяли в конгресс?

Насколько нужно быть великолепным актером, чтобы скрывать в себе ТАКОЕ зло?!

Мужчина прикоснулся к моим ребрам, залечивая мою рану «волшебным» кремом.

Дрожь усиливается.

Пальцем Кай ведет по моим ребрам, животу и поднимается к груди. Он размазывает мазь на синяки, что оставил там, и игриво щипает меня за сосок. В глазах – все те же искры безумия, интереса и похоти.

Я в ужасе. Замираю. Возбуждение накрывает острой волной.

Я понимаю, что происходит страшное, непоправимое. Я его жертва. И теперь я хочу найти утешение в объятиях своего душегуба.

Это начало болезни. Зависимости. Мне почти хочется прижаться к его сильному мужскому плечу и расплакаться, вымаливая большую ласку от этого мужчины.

Мне хочется вымолить хоть каплю любви. Хоть от кого-нибудь. Хотя бы на секунду забыть насколько я одинока.

Что даже родители меня не ищут, подруге наплевать, а Крис, наверное, уже давно женился и обзавёлся детьми.

Настолько мне всю жизнь не хватало любви…

– Жесткий секс, не более. Ты к нему привыкнешь. Давно пора. Твой организм, твоя киска давно хотели этого. Ты уже взрослая девочка, не так ли? Недавно стала, – он глухо смеется, как будто это, черт возьми, смешно.

– Не веришь? Смотри, какие острые вишенки, – сквозь вату слышу я, ощущая как его чувственные полные губы накрывают мои соски и втягивают в рот. Легкий укус, и все мои гормоны поднимают бунт в разгоряченной крови. Внизу живота вспыхивает первобытный инстинкт, с которым я уже прекрасно знакома.

Я не верю в это. Не верю, что это мои чувства. Он навязывает мне все это, а я не могу бороться.

Сейчас, когда Кай рядом, я почти не чувствую боли, словно он способен забирать ее своим присутствием. И даровать тоже. На моей шее затянулся невидимый ошейник, аркан, который повесил на меня этот мужчина.

В глубине души я осознаваю, что он начинает полностью владеть моими чувствами. Болью, желанием, доверием.

Кай посягает на мою душу, становится ее хозяином.

«Я не отдам тебе свою душу, ублюдок. Никогда. Я с удовольствием буду смотреть в твои глаза, когда ты будешь гнить за решеткой. Или в психушке.Смейся, смейся. Я буду смеяться последней», – кричит Мелиса внутри меня.

Мелиса вякает, пытается бороться. Лейла совершенно же разбита.