Демон внутри меня

В моем личном деле было написано, что меня отдали в детский дом во младенчестве. Я была не нужна своим настоящим родителям. Мое рождение — это случайность.

На тот момент у моей семьи еще были деньги. Отец владел маленькой автомастерской в Бруклине. Примерно с того момента, как я появилась в их жизни, у них все пошло наперекосяк. Когда я уходила из детского дома, я думала, что обрету любовь и семью, которой мне так не хватало. Мне, черт возьми, просто не хватало любви. Ощущения, что я нужна хоть кому-нибудь. Сначала я поймала это ощущение, но я росла, а родители менялись – Мейсон был слишком неуправляем, и они срывались на мне, пока он убегал из дома со своей злачной компанией.

Нет, меня никто не бил. Но и любви я не получала. А сама всегда старалась хоть как-то помочь родителям, которые вытащили меня из детского дома – каждый раз, зарабатывая сотню долларов на колледж, половину от выручки я отдавала им. Я отчаянно надеялась, что на эти деньги родители восстановят бизнес (ха, маленькая и наивная дура), но деньги улетали в неизвестность. Я мечтала вырасти, заработать и отдать им деньги, купить папе огромную автомастерскую. Я представляла, я отчаянно представляла, как они полюбят меня всем сердцем. Полюбят…

Валери, моя подруга, всегда говорила, что внутри меня есть стальной непотопляемый стержень. Мужчины боятся сильных и холодных женщин, вот я и оставалась одинокой на протяжении многих лет. Я не встречала человека сильнее. Морально. Физически. Я не встречала того, кто мог бы заткнуть меня взглядом. Каю это удалось.

В зеркале я увидела сломленную девушку, и в ней не было ни намека на былую красоту и на этот самый «стальной стержень».

Наконец, я подхожу к зеркалу, горько усмехаюсь своему отражению. Я до сих пор обнажена, потому что мой шкаф опустел. Если и были там какие-то вещи, до которых я не добралась во время своей истерики, то теперь там не осталось ничего, даже самого маленького халата, которым можно бы было прикрыть наготу.

Я не узнаю себя. И дело не в том, что все мое тело покрывают синяки, а плечи – укусы и багряные засосы, которые оставил насильник. Дело в моем совершенно пустом безжизненном взгляде.

Я и раньше была пустой и одинокой. Теперь я полностью уничтожена. Сломлена. Расплываюсь в вымученной улыбке, замечая, что это ничего не меняет в стеклянно-голубых глазах.

Либо я сумасшедшая, либо еще не все потеряно. Я совершенно дикая. Я не должна с ним бороться – и дуре ясно, чем это закончится.

Он будет издеваться надо мной физически, кто знает что у него на уме? Может, совершенно дикие извращения, и все он испробует на мне, если я не засуну свою гордость подальше.

Боже. Он может отправить меня в Мексику к работорговцу, как и обещал. И что будет тогда? Не думаю, что ОН лучше, ну, а вдруг? Вдруг там Стоунэм покажется мне почти святым?

Я еще больше боюсь неизвестности, чем своей коробки.

Как бы там ни было, Стоунэм пообещал мне, что я буду «очень хорошо знакома с мужчинами» из черной папки. Это еще ничего не значит. Глупая….еще надеюсь, что этот сумасшедший не отдаст меня своим гончим на съедение.

Надеюсь, им нужна была девственница. Но на это тоже рассчитывать глупо.

На моей оливковой коже редко появлялись синяки, но Стоунэму удалось их наставить. Под ребрами синеют четкие отпечатки его пальцев, будто он до сих пор держит меня за грудь, мешая дышать.

Содрогаюсь от жутких воспоминаний. Содрогаюсь, когда вспоминаю, как его член таранит меня, не заботясь о моих чувствах и ощущениях.

Это ужасно.

Как? Почему он это делает? Почему человек, который добился таких успехов, на самом деле так страшен? Что сделало его таким, или он просто садист?

Вновь слышу шаги. Мое тело чувствует опасность на расстоянии, ноги предательски подкашиваются, и я дрожу, кидаясь к кровати.

Прикрыться. Прикрыться хоть чем-нибудь. Обматываю себя простыней и забираюсь под плед прежде, чем дверь открывается.

Черт возьми.

Слезы мгновенно подступают к глазам. Зачем он пришел? Повторить?

– Не ждала меня, ягодка? – язвительный голос насильника заставляет мое тело забиться в ознобе.

Нет. Нет. Пожалуйста, уйди. Уйди.

– Отвечай, шлюха, и смотри мне в глаза, – кровь приливает к лицу. Да так, что я вот-вот заплачу этой кровью.

– П-пожалуйста, не надо, – хаотично шепчу, осознавая насколько я убого и слабо выгляжу.

– То-то же. Наконец дошло, что со мной шутки плохи, и ты усмирила свой длинный язык? Смотри мне в глаза, сказал, – приказывает Стоунэм, и мне приходится выполнять его волю.

У Стоунэма сегодня явно выходной, чем хуже для меня. На нем синие джинсы и простая белая футболка, которая делает его еще более внушительным. Мне и противно. И нет.

Этого не объяснить.

Часть меня всем сердцем ненавидит этого ублюдка, а другая часть не может не восхищаться им. Я не хочу чувствовать это преклонение. Но я, черт возьми, чувствую. И я уверена, что он навязал мне как-то эти чувства и свою волю.