Демон внутри меня

Max Richter – On the Nature of Daylight

– Где она?! – подхожу к охраннику, что стоит у моей двери. – Что произошло?!

– Была небольшая драка, сэр. Все улажено. Вы стреляли, никто не пострадал. Но потом стали спокойны. И не с кем не разговаривали. Вы не помните?! Девушка пыталась сбежать, после вашего…поступка. Бежала по снегу. Вчера поднялась температура, приходили врачи. Напичкали таблетками. Сейчас она хорошо себя чувствует. Ну, как…относительно.

Ни хрена не понял.

– Где?

– Дак в номере, сэр. Не выходит. И не ест, – киваю Джорджу, с ноги вышибаю дверь в комнату Леа. Кровь бурлит.

Думал, хуже уже быть не может. Но картина бьет меня наотмашь.

Леа сидит на стуле. Спина выпрямлена, руки развернуты ладонями к верху, лежат на коленках. На ней белая сорочка, простая, самая скромная, что она нашла.

Она даже не вздрагивает, когда я выбиваю дверь. Даже не смотрит на меня с испугом. Не сжимается, не бежит в угол от страха, как мышка.

Сидит и даже веко ее не дергается…смотрит в одну точку.

Смотрит и всем своим видом напоминает мне убитую горем, одержимостью и любовью мать. Безжизненная. Сломленная. Кукла.

У нее выдрали сердце, оплевали и вставили обратно.

Да только осквернённое не прижилось.

– Леа, киса. Моя девочка, – я хотел заорать, но голос выдал вот это. Голос сломался, словно я был робким подростком.

Она не шелохнулась. Вижу ее коленки…залеплены белыми пластырями, пропитанными кровью.

Что я наделал? Как я буду с этим жить? Как она будет с этим жить? Как мне вернуть ее – живую, настоящую?!

– Киса, ответь, – падаю на колени, обхватываю ее ноги. Мои губы прижимаются к ее коленкам. Сжимаю до боли. Трясусь, вместе с ней. – Поговори со мной. Скажи что-нибудь.

Я у ее ног. Смотрю на побелевшую девочку. Ее страдания не заводят меня. Новая порция боли. В висках что-то навязчиво пульсирует.

Ты не знаешь, что это такое. Но ты любишь ее. Ты умрешь за нее.

Голос демона перечит моему внутреннему голосу: Слабак. Вот-вот расплачешься, Кай Стоунэм. Видел свои глаза? ТЫ жалкий и убогий. Влюбленный мальчишка. Я хорошо поиздевался над твоей девочкой. Сделал из нее пустую куклу. Сделал то, чего ты сделать не смог. Слабак. Слабак.

Прочь из моей головы! прочь!

Я реально готов сейчас зацеловать ее пяточки. Лишь бы она вернулась. Моя девочка, пожалуйста.

Боже, чувствую себя сломанным, побитым. Еще и ревность горит. Параллельно всю хочу ее отмыть сто раз от чужих прикосновений.

Ответа нет. Но и этого мне недостаточно.

– Отвечай! – ору, встав на ноги. Обхватываю лицо кисы руками, заглядываю в голубые глаза, кошачьи очи погасли. – Киса…

Ее ресницы затрепетали.

– Привет, – тихо говорит Леа. Но почему-то меня это не радует. – Прости, я не сразу очнулась. Теперь она уже просто падает на колени. Глядит на меня сверху вниз.

Два голубых осколка неба. Глаза красивые, до боли.

Это не рабский взгляд. Но и не взгляд Леа. Это мертвый взгляд. Сломанный…вашу ж мать.

– Давай поговорим, – стараюсь собраться. Нужно оставаться спокойным. Поднимаю ее на руки, сажаю на кровать.

– Давай, – слабые огоньки жизни загораются в голубых глазах.

– Леа…скажи мне. Ответь на один вопрос. Тебе нравилось? Или ты притворялась? Я заставил, я знаю.

Я конченный. Спрашиваю такое, когда она еле жива. Но не могу не спросить. Ревность слишком сильная. Эти кадры навеки у меня перед глазами.

Никогда такого не было. Я трахал шлюх и знал, что они и не такое вытворяют с другими. Но это же Леа. Моя киса. Только моя девочка. Я у нее первый…

Голос Деймона насмехается: «Ты?! Я у нее первый».

Ненавижу.

Она вдруг вздрогнула, наконец-то, глядя на меня с испугом.

– Ты…это все-таки был ты, – девушка сходит с ума. Я сделал из нее психичку…по нам обоим психиатрическая клиника плачет. Ей нужен врач. Найму ей хорошего психиатра….найму. Как только выясню все.

– Тебе понравилось сосать у этого ублюдка? А? Что, понравилось Леа?! – сердце пропускает удар. Чувствую себя последним отморозком. Она еле дышит, а я такие вопросы задаю. Вот она, моя сущность. Но я не могу измениться. Ревность полыхает, это у меня температура.

– Да, Кай. Мне понравилось. Он был сладким, – покорно, спокойно произносит она.

Еле сдерживаюсь, чтоб не вмазать кисе. Я гребанный псих. Рука дрожит. Я сдерживаюсь, сдерживаюсь. Тело не слушается, потому что его бьет новая порция боли. Я бью себя сам. Кулаками по лицу. Поворачиваюсь, начинаю крошить стену руками и истошно орать. Бьюсь головой о стену от разрывающей на куски боли. Разворачиваюсь назад. Киса поджимает ноги, обхватывает тонкими ручками.

– Сладким. Как клубника.

– Молчи! Молчи, от греха подальше!

– А я не хочу молчать, – ох, она ожила. Наконец-то.