— Прощу прощения, придётся ещё немного углубиться в историю и даже в географию. Трогательное единение двух министров имеет более глубокие корни, чем нам кажется. Формально эти две страны не имеют ничего общего, кроме кусочка границы. У любителей Венской оперы — капитализм, у соседей — якобы социализм. Но мы-то знаем, что это ни насколько не помешало объединению Германии в моем будущем, тем более, что Венгрия стремительно скатывается к махровому капитализму. И если мы посмотрим на карту Европы накануне Первой Мировой войны, то обнаружим, что тогда это была одна страна — империя Габсбургов.
— Забавно. Кажется, начинаю подозревать, куда ты клонишь. Очередной сумасшедший заскок?
— Правильно все понимаете. Если в нашей реальности не будет Единой Германии, то никто нам не мешает воссоздать единую Австро-Венгрию.
— В твоём мире её не было? — вкрадчиво поинтересовался Егор Кузьмич, намекая, что мои фантазии и послезнание — вещи разные по стоимости.
— Не было. Зато там существовала Венгрия — член Североатлантического блока. Если честно, то конечный результат для нас не важен. Не получится у Вены с восточным протекторатом — это их проблемы, в любом случае образуется самостоятельный центр силы, дыра в самом подбрюшье антисоветской Европы. Нам надо лишь аккуратно намекнуть, забросить мысль. Пусть австрийцы тоже помечтают об имперском величии. А там или падишах сдохнет или осел говорящий. Как в той притче. При отсутствии объединённой Германии такой подарок намертво похоронит идею Евросоюза. Опять же, нейтральная Венгрия вне блока НАТО — это очень важно. Элементарная география — этим странным геополитическим объединением двух стран мы отрезаем всю южную Европу от немцев и прочих бритов. Польша оказывается в кольце наших союзников и нейтралов — как в объятиях удава.
— М-да. Идея безумная, но…
— Забываем про «но», это же чистая беспроигрышная лотерея. В любом случае прибыль оказывается у нас. Венгрию мы так и так теряем, поэтому лучше отпустить их по-хорошему. Для убедительности можно откат взять деньгами, а лучше — инвестициями и технологиями. Австрия только на карте крошечная, банковская сфера и промышленность у них очень развитые, несколько крупных транс-национальных корпораций с миллиардными оборотами по всему миру. Особенно интересна австрийская химическая промышленность.
— Гм. И кто этим займётся? Товарищ Фалин не может вести сложные закрытые переговоры, он официальный глава МИД, всегда на виду. Придётся просвещать в детали нового человека. Есть достойные кандидатуры на примете? С учетом «послезнания», как ты выражаешься.
— Можно подумать?
Думал я долго, минут десять, все это время товарищ Лигачев терпеливо ждал, просматривая заодно какие-то документы.
— Сергей Викторович Лавров. Бессменный глава МИД в моей реальности зарекомендовал себя, как профессиональный дипломат. Но есть одно «но» — понятия не имею, где он сейчас трудится, и сколько времени потребуется, чтобы разыскать его и ввести в курс дела. С большой вероятностью он может сейчас где-то за границей. Нам же надо выходить с австрийцами на контакт в ближайшие дни, пока ситуация не пошла вразнос.
Вместо ответа Егор Кузьмич поднял телефонную трубку и попросил секретаря срочно найти сведения о работнике МИД с указанной фамилией. Пока же предложил попить чаю в ожидании ответа.
Через четверть часа телефон тихонько звякнул, пришла информация, что Лавров В. С. находится в Нью-Йорке, числится там советником Представителя при ООН.
— Не получится. Советник при ООН — недостаточный ранг, чтобы вести закулисные переговоры. Не воспримут его всерьёз, слишком мелкая фигура, — окончательно добил мое наивное предложение товарищ Лигачев.
— Все равно, отзывайте домой. Такими кадрами нельзя разбрасываться. Пока же предлагаю другого кандидата. Евгений Максимович Примаков — вот, кто нам нужен!
— Гм. Директор Института мировой экономики и международных отношений? Почему он?
— При всём богатстве выбора — других кадров у меня для нас нет. Так кажется, говорил товарищ Сталин в одной телевизионной рекламе. Среди всех советских политических тяжеловесов, имеющих авторитет во внешнем мире, это единственный, кто мне более или менее известен.
Лигачеву мой выбор не слишком понравился. Его понять можно: Примакова никак нельзя назвать союзником нынешней власти, скорее, он ставленник Горбачева, вдобавок, слишком независимая фигура, имеющая обширные и не всегда ясные личные связи за границей.
Но все оказалось ещё хуже, чем я думал.
— Примаков — человек Пивовранова, — огорошил меня сенсационной новостью добрый дедушка-генсек.
На этом моменте я немного завис, связываться со зловещей фигурой легендарного генерала госбезопасности категорически не хотелось, тем более, лично светиться.
— Может, и к лучшему. Мы с ними договорились о «нейтралитете», и пример реального сотрудничества укрепит эту договоренность.
— Чему быть — тому не миновать. Не будем дело откладывать в долгий ящик, прямо сейчас пригласим товарища Примакова. Мы же пока отобедаем. Надеюсь, не откажешься составить компанию старику?