Дембель против бандитов

Илья хотел было возразить, но в этот момент в заснеженный дворик, тихо урча, въехал темно-зеленый микроавтобус «Фольксваген-транспортер», и лицо инвалида враз посерело. Поравнявшись с детской площадкой, микроавтобус остановился. Водительская дверка открылась, и на утоптанный снег спрыгнул плюгавый чернявый мужик в грязной куртке, с гнутой запорожской трубкой в зубах.

— Так, Митя, чего не на работе? — не доходя до троицы, крикнул он.

— Дим, что это за чмо, представитель малых кочевых народов? — наклонившись к уху однополчанина, спросил Дембель.

— Да цыган Яша…

— Какой еще цыган? Конокрад? Или из ансамбля «Ромэн»?

— Мой хозяин, — свистящим полушепотом ответил безногий, стараясь не смотреть в сторону Федорова.

— Что значит «хозяин»? Он что — рабовладелец? Плантатор?

— Почти… Слышь, Илюха, хватит с тебя неприятностей… Отойдите лучше, — втягивая голову в плечи, прошептал Ковалев.

Дембель ничего не ответил — он уже знал, как поступит с этим «хозяином». Поднялся со скамеечки и, подчеркнуто небрежно сунув руки в карманы, вразвалочку направился к зеленому фургону.

— Чего надо? — угрюмо осведомился он, не доходя до цыгана Яши несколько шагов.

— Слышь, мужик, отвали! А то… — с явной угрозой пыхнул трубкой цыган.

Они стояли на узкой, протоптанной в глубоком снегу тропинке. При всем желании Яша не мог обойти Корнилова: шаг вправо, шаг влево — и цыган неминуемо увяз бы.

Яша приблизился к Илье, но тот спокойно шагнул ему навстречу. Глаза их встретились, и цыган, не в силах вынести прямого взгляда неожиданно возникшего противника, отвел взор.

— Отойди, пожалуйста, — с неожиданной вежливостью попросил Яша. — Мне своего инвалида забрать надо. Поздно уже. Домой пора.

— Нет, это ты отойди, — невозмутимо ответил Корнилов. — И так отойди, чтобы я больше тебя никогда не видел. Ясно?

Дембель решительно шагнул вперед — и Яша попятился.

— Слышь, мужик… Ты чего это, а? — спросил цыган испуганно. — Я же тебе русским языком сказал: своего человека забрать хочу…

— Дорогой, — наступал на него Илья, — я тебе тоже русским языком говорю… — Сделав выразительную паузу, он продолжил агрессивно, делая ударение на каждом слове: — Если я. Еще. Хоть раз. Увижу тебя. Рядом с Димкой. Я тебе яйца оторву, в рот затолкаю и сожрать заставлю. Без соли и перца. Уловил мою мысль?

Яша ничего не ответил, лишь втянул голову в плечи, как человек, ожидающий неминуемого удара. Молча развернулся, сел за руль своего фургона, обиженно хлопнул дверкой, завел двигатель… Лишь отъехав метров на десять, цыган остановил свой «Фольксваген-транспортер» и, слегка приоткрыв дверку, выкрикнул в морозный сумрак:

— Это я тебе яйца оторву, гондон ты рваный! Еще пожалеешь, что на меня хавало раскрыл!

И тут же, хлопнув дверкой, резко дал по газам — «транспортер» едва не понесло на темнеющие на углу мусорные контейнеры.

— Тьфу, бля, — Илья зло сплюнул на снег. — Мало того, что козел, так еще и трус. Хозя-а-аин…

Проводив темно-зеленый фургон взглядом, Дембель пошел обратно.

— Ладно, Дим, чего тут торчать, холодно… Поехали к нам, а?

Нет ничего хуже, чем оказаться в провинциальной гостинице лютой зимой. Жиденькое летнее одеяльце не держит тепла, в незаклеенные окна несет холодом, стекла обледеневают, как иллюминаторы теплохода, потерпевшего крушение в Арктике, и единственным спасением кажется собственная шубка из искусственного меха, наброшенная на плечи, да еще старенький закопченный электрочайник, взятый напрокат у горничной.

Молоденькая девушка с бледным восковым лицом и большими печальными глазами, сидя за столиком тесного номера гостиницы «Турист», просматривала пачку документов.

Все бумаги казенные. Военкоматовские — с расплывчатыми лиловыми печатями, за подписями майоров и подполковников. Из Министерства обороны — с четкими кругляками оттисков и угловыми штампами, за подписями полковников и генералов. Эмвэдэшные — набранные на плохоньких пишущих машинках или матричных принтерах с едва различимыми буквами, зачастую без печатей, но с залихватскими подписями каких-то мелких начальников.

Все эти документы касались одного человека — бывшего младшего сержанта гвардейского дважды орденоносного Балабановского полка ВДВ Ковалева Дмитрия Валерьевича. И во всех бумагах сообщалось приблизительно одно и то же: «не значится», «не зафиксирован», «неизвестен», «не установлен».