— А… они купили лет десять назад Заусенц-манор, после того как маркиз Пышнохвост зарезал свою жену садовым ножом в ананасовой теплице. Неужели не помнишь? Ты несколько месяцев разыскивал его по городу. В конце концов все решили, что он уехал на Четвертый континент и замаскировался, перестав называть себя маркизом Пышнохвостом.
— Да, точно, — сказал Ваймс. — Помню, многие его приятели здорово злились из-за расследования. Ведь он совершил всего одно убийство, и женщина сама была виновата — надо же быть такой бестактной, чтобы умереть от легонького удара ножом!
Госпожа Сибилла повернулась, а поскольку природа богато одарила ее в плане гравитации, ближайшая подушка, как шестеренка, мягко повернулась в противоположную сторону, и Сэм Ваймс уткнулся лицом в постель. Он выбрался на поверхность и спросил:
— Ржав купил их дом, да? Удивительно, что этот старый черт истратил хоть пенни лишку.
— Не он, а Эмбрион, дорогой.
Ваймс очнулся.
— Его сын? Бандит?
— Сэм, подходящее слово здесь — предприниматель, и я очень хочу спать, если ты не возражаешь.
Сэм Ваймс знал, что лучше всего промолчать. Он вновь погрузился в недра постели, перебирая в уме такие слова, как «жулик», «головорез», «человек, перевернувший представления о хорошем и плохом, своем и чужом», «прохиндей», «деляга» и «неприкасаемый»…
Мягко погрузившись в кошмарный мир, где хорошие и плохие парни частенько менялись местами без предупреждения, Ваймс окончательно поборол бессонницу и уж постарался, чтобы она не очнулась в ближайшие восемь часов.
На следующее утро Ваймс задумчиво шагал к дому мисс Бидл, держа сына за руку и не зная, чего ожидать. У него было мало опыта общения с литературным миром, он предпочитал нелитературный, а временами даже непечатный, и вдобавок слышал, что писатели проводят целый день в халате, попивая шампанское.[16] С другой стороны, когда он приблизился к дому, стоявшему в конце тенистой тропки, его охватили сомнения. Во-первых, при так называемом коттедже был огород, который сделал бы честь и ферме. Заглянув через забор, Ваймс заметил грядки с овощами и ягодами. Еще там был фруктовый сад, и нечто вроде свинарника, и приличный дворовый нужник, весьма профессионально устроенный, с обязательным отверстием в виде полумесяца, выпиленным лобзиком в двери, и поленница, сложенная поближе к дому, чтобы извлекать максимум пользы из каждой прогулки по нужде. Повсюду царила атмосфера основательности и рациональности, которой, разумеется, не ожидаешь от человека, жонглирующего словами.
Мисс Бидл открыла дверь через секунду после того, как Ваймс постучал. Она ничуть не удивилась.
— Я отчасти ожидала вас, ваша светлость, — сказала она. — Или сегодня вы — мистер Стражник? Насколько мне известно, вы всегда — мистер Стражник, так или иначе… — мисс Бидл опустила глаза. — А это, видимо, Юный Сэм.
Она перевела взгляд на Ваймса.
— Дети обычно так стесняются, правда?
— Знаете, у меня уже столько какашек, — с гордостью произнес Юный Сэм. — Я их храню в банках из-под варенья, а в туалете устроил лабораторию. А слоновьи какашки у вас есть? Они делают вот так… — Он помолчал для пущего эффекта. — Шлеп!
На мгновение глаза у мисс Бидл слегка остекленели, как у всякого, кто впервые общался с Юным Сэмом. Затем она взглянула на Ваймса.
— Вы, наверное, очень гордитесь своим сыном.
Гордый отец ответил:
— Едва за ним поспеваю.
Мисс Бидл провела их в комнату, в оформлении которой главную роль играл ситец, и подозвала Юного Сэма к огромному бюро. Она открыла ящик и протянула мальчику книжку:
— Это гранки «Серной радости», и я подпишу ее для тебя, если хочешь.
Юный Сэм взял книгу, как святыню, а его отец, внезапно превратившись в мать, переспросил:
— Что-что?
Юный Сэм ответил улыбкой и произнес:
— Спасибо, только, пожалуйста, ничего не пишите в ней. Мне не разрешают писать в книжках.
Пока мальчик радостно листал новую книгу, Ваймс опустился в мягкое кресло. Мисс Бидл улыбнулась и заспешила на кухню, предоставив гостю разглядывать комнату, полную книжных полок и мягкой мебели. Еще там стояла большая концертная арфа и висели часы в виде совы, у которой глаза гипнотически качались туда-сюда в такт тиканью, наводя наблюдателя на мысль, что надо либо покончить с собой, либо достать из камина кочергу и расколотить эту штуковину к чертовой матери.
Рассматривая сову, Ваймс понял, что за ним наблюдают; он обернулся и увидел встревоженное личико и выступающую челюсть юной гоблинки по имени Слезы Гриба.
Он инстинктивно взглянул на Юного Сэма, и внезапно ему в голову пришла невероятная мысль: как поступит Юный Сэм? Сколько книжек он прочел? Родители не рассказывали ему страшилки про гоблинов, не так ли? И не читали мальчику слишком много невинных радужных сказок, в которых фигурируют ужасные создания и беспричинный страх, который однажды скажется.
Юный Сэм прошагал через комнату, остановился перед девочкой и сказал:
— Я много знаю про какашки. Это очень интересно.