Следствие решило так же не возбуждать дела в отношении десятков лиц, уличенных в совершении крупных валютных сделок. Все они отделались "искренним" признанием и "глубоким раскаянием". Среди фамилий этой категории еврейские почти не встречаются.
Решение о применении в этом деле обратной силы закона нигде не было обнародовано, и в само "дело" оно было подложено тайком, как бомба замедленного действия. И в предвидении взрывной волны от действия этой бомбы (в особенности за пределами Союза) вокруг обвиняемых создавалась зловещая атмосфера.
За несколько дней до начала процесса, одновременно во всех центральных и республиканских газетах, появились одинаковые по тону и характеру статьи. Видные журналисты и писатели в этих статьях изображали подсудимых как "врагов народа", как "хищников", как "рабов желтого дьявола", которые нанесли большой вред экономической мощи Советского Союза и толкнули молодежь на путь преступления. Статьи эти явно были нацелены на то, чтобы вызывать у "простых советских людей" омерзение и гнев против подсудимых.
И действительно, под влиянием сокрушительного шквала огня, направленного газетами против обвиняемых, "простой советский гражданин" пришел в суд, преисполненный гнева и возмущения, пришел полный решимости тут же, без всякого суда, публично линчевать подсудимых.
Да и всем нам в день начала процесса, когда рано утром мы пришли в Мосгорсуд, стало ясно, что командовать парадом здесь будет отнюдь не председатель суда и официально председательствующий на процессе Громов. Он сидел у себя в кабинете и ни во что не вмешивался. Почти открыто этим делом занимались или, вернее, хозяйничали, как у себя дома, переодетые в штатское работники КГБ. Они занимались не только техническим оснащением процесса, но и зачастую решали вопросы, отнесенные исключительно к прерогативе суда. Именно они заставили Громова пойти на грубейшее процессуальное нарушение и отказать адвокатам в выдаче копии обвинительного заключения. Не кто иной, как сотрудники КГБ, организовали посещение судебных заседаний представителями московских предприятий и учреждений по специальным пропускам. Они же обеспечили и нужных обвинению свидетелей. Впрочем, это ничуть не мешало позаботиться об удобствах адвокатов и относиться к нам очень корректно.
Кроме микрофонов и установок для телевидения, в зале судебного заседания появляются толстые электропровода, назначение которых нам совершенно не известно. Но ясно, что они будут создавать нам много неудобств.
За исключением защитника Рокотова, адвоката Ивана Рогова, который назначен следствием в казенном порядке и старается держаться подальше, всех нас очень волнует судьба Файбишенко. Он единственный из обвиняемых, который, по существу, не дал никакого показания на следствии. Его отец пригласил для защиты сына близкую к их семье адвоката Марию Сергеевну Благоволину. Она член Президиума Московской Коллегии защитников. Опытный адвокат. Добрый и сердечный человек. Но на свидании с ней, еще во время предварительного следствия, Файбишенко категорически отказался от защиты. По нашей настоятельной просьбе, Благоволина перед началом процесса посетила Файбишенко и пыталась уговорить его согласиться на защиту. Со свидания она вернулась взволнованная и расстроенная. Ей так и не удалось уговорить Файбишенко изменить решение.
— Дорогая Мария Сергеевна, — сказал он ей, — вы все равно не сможете защитить меня, а себя поставите в очень трудное положение.
По-видимому, Файбишенко понимал, что защита была действительно в трудном положении. Имея в руках юридические аргументы против примененной следствием квалификации, защита была вынуждена безмолвно обойти этот кардинальный в деле вопрос.
Естественно, внешне все мы старались выглядеть беззаботными, но каждый из нас внутренне был предельно напряжен. Мы великолепно понимали, что в этом спектакле, где каждый шаг участников процесса заранее спланирован составителями сценария, адвокатуре не будет дозволено внести диссонанс самостоятельными, не созвучными общей оркестровке, действиями.
Лучше всех это настроение, пожалуй, выразил заведующий Московской Городской Коллегией защитников адвокат Самсонов, который перед началом процесса "подбодрил" нас:
— Дети мои! В этом деле вы никого не сможете защитить. Так что защищайте лучше сами себя.
Вот в этой обстановке мы и старались делать "веселую мину", когда звонок оповестил о выходе суда и нас пригласили войти в зал судебного заседания.