Дело о демонах высших сфер

Девочка рыдала у доктора в подвале. И тут появились ее родители. Люди не бедные, известная в городе семья. Отец с каменным лицом демонстративно остановился возле писарей, вниз не пошел, и сказал только, что она сама во всем виновата. Мать ворвалась в подвал, стащила девочку со стола за волосы и стала возить ее по полу, крича, что она шлюха, опозорила семью, ввязала в это дело полицию, ославила их на весь город, что лучше б она сдохла — тогда это была бы достойная сочувствия трагедия, а не позорище. При том, что девчонку на самом деле без сознания и всю в крови подобрал прямо на улице патруль. Доктор, разумеется, за девочку вступился. Он-то привык оказывать помощь тем, кто сам хочет лечиться, а не тем, кому положено сдохнуть. Заодно досталось и доктору.

Разумеется, никакого дела заводить не стали. Был бы труп — было бы и дело, несмотря и на судью из верхних кварталов, и на тяжелый кошелек с деньгами. Просто доктор подвернулся вовремя. Родители забрали своего истерзанного ребенка, а уличный судья из верхнего квартала забрал всех остальных. Инспектор Лурум свернул начатые бумаги и бросил их в мусор.

На середине рассказа ширма качнулась, за нее заглянул один из помощников госпожи Мирир, присвистнул и сказал:

— Шубись, братва, тут хозяин мельницы.

— Заносите, — окликнула подошедших госпожа Мирир.

Они протиснулись внутрь оба, сели по другую строну стола. Второй виновато сказал, выставляя на стол пузатую бутыль:

— Мам, красной не было, мы белую взяли.

Госпожа Мирир молча составила стаканчики к центру, а ее сын, по возрасту, наверное, ровесник Мема, налил их по края чистейшим горлодером.

— Пейте, господа, — сказала госпожа Мирир. — С почином вас, доктор.

Доктор закусывать не стал, Мем тоже.

— А как же вы раньше работали, доктор Наджед? — поинтересовался Мем, когда тепло от самогона стало проходить внутри. — Ведь ваша работа тоже не делает людей мягче и добрее. Неужели у вас недостаточно толстая шкура? У меня был повод почувствовать на себе ваши руки. Я могу уверенно сказать: жалость — чуждое вам чувство. Вы либо не жалеете пациента, либо сознательно переступаете в себе через эту мелкую слабость.

Госпожа Мирир отщипывала кусочки от рыбы, вынимала тонкие косточки и с интересом смотрела на префекта. Кажется, Мем сделал или сказал что-то неожиданное для нее.

— Верно, — кивнул Наджед. — Когда режешь людей, действовать нужно быстро. Жалость задерживает руку. Жалея, только доставляешь лишние мучения. Жалеть нельзя. Моя работа — причинять боль. Чтобы стало лучше. Но не так, как сегодня.

— Наша — тоже. Когда находишь в обществе больной палец, не размышляешь, как поступить с ним аккуратно, чтобы никто не пострадал и не обиделся. У нас есть нож, называемый "закон". Тяп, и отрезал. Но некоторые дураки, как видите, вырываются и убегают умирать домой. У вас же, наверное, тоже так бывает? Мне, например, после таких историй людей вообще не жалко. Так, как сегодня, не так, как сегодня, — работа есть работа. Либо вы работает с нами, либо попали не туда, куда думали, и вам нужно отказаться, пока не поздно.

— Я бы предпочел сегодняшней истории историю с проказой, — Наджед подвинул свой стаканчик назад к бутылке. — Историю, где есть Бог, который на кого-то указал, а кого-то наказал. Пусть даже за то, что они дураки. Потому что в сегодняшней истории Бога нет. Одни дураки. Хуже проказы. Я не стал бы врачом, если бы не жалел людей. Но после сегодняшней истории мне тоже никого не жалко. Извините, госпожа Мирир. Я правда так не привык. Я даже в портовых борделях такого не видел. Там виноватого хотя бы бьют. Неужели вообще ничего нельзя сделать? Никак не заставить этих нелюдей нести ответственность?

Инспектор Лурум произнес два нецензурных слова, кратко, но емко выразивших его позицию.

— У нас запрещено ругаться, — сразу напомнил старший сын госпожи Мирир.

— Все равно наш список сняли, — хмыкнул Лурум.

— Можно и назад повесить, — отвечал ему Мем. — Только стихов на стенах больше не пишите.

— Что-нибудь сделать? — пожала плечами госпожа Мирир. — Подкинуть склянку с пьяным грибом или фальшак, а потом наказать за это. Но это будет несправедливо со стороны закона. Делать справедливые дела несправедливыми руками в принципе неверно. Несовершеннолетняя дочь — собственность семьи. Вы же знаете, что это и как это. Сказали, что разберутся сами, значит, разберутся сами. Сошлют ее на безлюдный остров, с глаз подальше, или разрешат стать идаши… Если выживет и хватит характера самой изменить свою жизнь. Наше дело сторона.

Инспектор Лурум снова разлил горлодер по стаканам. Наджед махнул, не глядя, и снова без закуски. Мем в этот раз пить не стал.

— Доктор, — сказал он. — Ты обещал мне руку перевязать. Пойдем, пока ты не совсем пьяный?

— Пусть пьет, — сказала госпожа Мирир. — Лучший способ забыть все напрочь. Давайте, я повязку поменяю. У меня есть бинт там, в ящике…

— У нас один доктор за два дня спился с круга, — сказал Мем. — Хотите второго туда же отправить? — Но силой Наджеда из-за стола тащить не стал.

Глава 11