Дело диких апостолов

— А Тома я иногда встречаю. Правда, не часто. Так, перезваниваемся от случая к случаю… Вот ты говоришь, что нас апостолами звали. А я, представляешь, расстраивался из-за этого. Помнишь, по классному журналу, по списку, я был тринадцатым? Ну, думаю, какой же я апостол? — Насмешка, да и только… В Русский музей ходили. Там экскурсовод про «тайную вечерю» Ге рассказывала. «Один из вас меня предаст», — сказал Учитель. Двенадцать апостолов стали заверять, что пойдут с ним до конца. А тринадцатый, Иуда, поднялся и ушел. Мне тогда вдруг показалось, что рассказчица на меня посмотрела, будто мой номер знает…

Лена понемногу начала приходить в себя после известия о гибели одноклассника и, слушая Тома, вспоминала беззаботные школьные времена, когда все казались себе такими взрослыми и умными… Выпускной бал, строгая директрисса, велевшая запереть одноклассников в школе до утра, чтобы, не приведи Господи, не пошли гулять по набережным в белые ночи и не нарвались на какие-нибудь неприятности… Старавшиеся казаться солидными мальчишки, заранее налившие подкрашенную «Байкалом» водку в невинные бутылки и горделиво напившиеся буквально на глазах бдительных педагогов… Пустая квартира лениной бабушки, куда Тим проводил девушку утром, после того, как директрисса, посчитав свою миссию выполненной, отперла школу… Первая близость…

…Годы все память калечили,
Но, помню, была зима.
Руки свои на плечи мне
Ты положила сама.
И не было ближе тебя тогда
В стылой ночи городской.
Шептала, что будешь любить всегда
И будешь всегда со мной…

— Продолжал наигрывать приемник мужскую рыдалку в стиле «а ля Таня Буланова», а Лена вдруг вспомнила, как обиделся Петр в квартире ее бабушки тогда, после выпускного бала, услышав предложение пойти в гости к Вадьке. Тим вдруг раскричался, что она только и думает об этом… даже после первой ночи любви. Оскорбленная Лена в ответ наговорила однокласснику кучу гадостей и выставила его за двери («не надейся, не умру без тебя!»), а сама осталась одна оплакивать ушедшее девичество и, попутно, застирывать постельное белье. Как давно это было!…

…А утром, сказав «До свидания»,
Ушла на пятнадцать лет.
Тихо, без слез расставания:
Просто была и нет.
А я все стоял растерянно,
Глядя любимой вслед.
Не думал, что жизнь потеряна,
А не пятнадцать лет…

— Слушай, — вдруг решился Тим, — давай все бросим и уедем вместе? Прямо сейчас. У меня «бабки» есть, не пропадем. Только сразу, чтобы ты не передумала, как тогда…

Но Лена только медленно покачала головой: «Извини, я не могу».

— Ну, почему «не могу»? Я же вижу, что тебе здесь плохо, — горячо принялся убеждать женщину Петр, — поверь, милая, тебе… нам надо уехать. Немедленно!.. ты ничего не понимаешь…

— Я не могу, — Лена старалась придать голосу твердость и, чувствуя, что еще немного и она, правда, согласится на сумасбродное предложение одноклассника, вдруг будто отрезала, напомнив ему старинную присказку, — постель, как говорится, еще не повод для знакомства. У тебя свои дела, а у меня — свои. Не обижайся…

Последнее, что она успела увидеть перед тем, как потеряла сознание — вдруг исказившееся от ярости лицо Тима: «Ду-ура-а!». Потом тяжелый кулак врезался ей в висок…

* * *

…Павел Томаков еще раз, с одного взгляда, пересчитал ящики с тушенкой, стоявшие у стены. Двенадцать штук, не густо. Если учесть, что два придется распределить между дальними постами, да еще не забыть ополченцев, которые привыкли у него кормиться, экономя домашние харчи… Значит, уже завтра опять гонять в Бочанск, требовать пополнения провианта. Еще неизвестно, достанется или нет. Местный комендант, полковник Стебанич может сказать: почему не достал на месте? И придется долго объяснять: в окрестностях деревни Мотрицы осталась только кукуруза, да и то, из-за вражеских снайперов не с каждого поля ее уберешь.

Павел второй день замещал капитана Фоменко. Командир отряда русских добровольцев отправился в Банско-Быстрице, чтобы доктора наконец-то извлекли осколок, засевший в его теле неделю назад. Павел временно командовал интернациональным отрядом из тридцати русских добровольцев и полутора сотен сербских ополченцев — жителей ближайших селений. В зону ответственности отряда входила линия фронта протяженностью в четыре километра, от Славоницы — левого притока Савы и до начала Босанских холмов.