Он был открыт своему спутнику. Тому нравилось, что Бутин не заискивает, держится достойно, но решительно. И сам почти не задает вопросов, а на его вопросы отвечает кратко, по сути. Они сидели рядом в широкой четырехколесной повозке с откинутым кожаным верхом по случаю тепла, безветрия и солнца. Если ночь настигала их в пути, верх надвигался, подстегивался ремнями к толстым двойным суконным боковинам, сиденье вытягивалось до козел, образовывая два хорошо укрытых спальных места, — настоящая карета, лишь без герба. Легкие одеяла из верблюжьей шерсти, теплые, на вате халаты создавали иллюзию если не дома, то весьма комфортабельной гостиницы на колесах!
Морозовы не ошиблись, предваряя поездку заверениями, что Осипову ни о чем не придется заботиться. Этот высокий, чернобородый, худощавый и энергичный господин Бутин проезжал старинным Московским трактом десятки, а то и сотни раз. Едва приближались к станку, вспыхивали ярким светом окна в избе, уже была готова чистенькая, хорошо протопленная банька с каменкой, после баньки звали к самовару, к чаю подавали кренделя, пирожки, масло, варенье, яйца, молоко, утром, перед выездом, непременные щи с головизной, кулебяку, осетринку с хреном, горячий кофе, а дальше, уже в глубь Сибири, — пироги с рыбой, пельмени, енисейского сига, байкальского омуля, хилокского тайменя. В погребце у Бутина было все, что надо: и водочка, и коньяк, и настойки, и даже легкое виноградное вино зеленоватого отлива — «португалка», не без подсказа внимательного Тимофея Саввича. Ни разу за всю дорогу у поверенного не было несварения желудка, закупорки или слабления. Стоило Бутину молвить словечко, шевельнуть пальцем, двинуть бородкой, и появлялся ужин, вели в спальню, где всегда дышало свежестью белье, запрягали лошадей, подносили холодного кваску. Забыл в станочке под Томском напомнить, чтобы разгладили костюм да наваксили сапоги, проснулся, а все уже перед ним в надлежащем виде; брюки в струнку, сапоги блеще новых!
На всех сибирских просторах господина Бутина знали, почитали, побаивались.
Осипов, наблюдая за Бутиным, а также за его служащими, задавал коротенькие вопросы, получал коротенькие ответы, делал коротенькие заметки в коротенькой записной книжке. Ему нравилось все короткое и, по возможности, квадратное.
Проехали Ирбит. История, родословная, окрестности — это попутно. Памятник Екатерине Великой? Только что установлен?
В ознаменование отражения под Ирбитом пугачевцев, крестьянином Иваном Мартышевым? И тот стал дворянином, а слобода городом? Занятно. А город весь год пуст в ожидании ярмарки, и улицы пустынны, точно как в Нижнем Новгороде? Потому, значит, все окна домов, гостиниц, ресторанов забиты досками! Весьма занятно! В таком городке целый десяток торговых бань? На пять тысяч жителей? Самый чистоплотный город на Руси? Любопытно. То, что ярмарка на втором месте после Макарьевской, вызвало у Осипова повышенный интерес. Какие тут товары, особливо привозные, китайские, какие местные, сибирские, как складываются цены, как заключают контракты?
Вероятно, эти вопросы имели касательство к его размышлениям о бутинском деле. Так же как выведывание у станковых ямщиков и подрядных возниц их фамилий, заработков, подробностей извоза, цен за место, сроков проезда и доставки, размеров штрафа за порчу товара и о том, какой товар легче и удобней везти! Так, пожалуйста, покороче — фактики, цифирки, фамилии, даты.
Еще не доехали до Томска, а прихватило Осипова прозвище: Шило. Долгой дорогой, словно шилом, выковыривал у Бутина сведения и цифры. Бутин и не таил. Морозовы стряпчему доверяют, и ему наказали в делах раскрываться и в большом и в малом.
Однако ж о своем, глубоко личном и потаенном, одному Бутину принадлежащем, — ни звука. Дом на берегу Хилы под сопочкой в зарослях черемушника, милое задорное лицо Зорьки, двое человечков, выглядывающих лошадей на дороге из Нерчинска, — не купленное, неисчислимое, подаренное ему судьбой счастье. Ни кредиторов, ни стряпчих, на даже самых близких людей к этому потаенному и дорогому — нет, не допустит.
В Томск прибыли на шестнадцатый день пути. Здесь, в Томске, доверенный москвичей ближе сошелся со Стрекаловским. Тот порывался еще в начале путешествия, у Гостиного двора, присоединиться к Осипову, но поостерегся перечить Бутину. Да и ретивый Иринарх не оплошал — чуть не силком затащил его в свою повозку.
В томском купеческом обществе Иван Симонович как рыба в воде.
Вообще трио впечатляющее. Молодой, розовощекий, элегантный, как модная картинка, Стрекаловский в новой визитке, пестром жилете, тугих брюках с раструбом книзу, да в придачу роскошный галстук с алмазной заколкой. Еще принять во внимание шоколадные конфекты, какие-то сверкающие коробочки, волшебно изымаемые неведомо откуда.