Вообще-то мой разговорный явно не деревенский, и Софа, и малявка часто на
произношение указывали. Так, как я, тут говорят, наверно, исключительно дворяне, и то
где-нибудь в Москве или Питере. С одной стороны, конечно, здорово - легче потом
сложится общение с сильными мира сего, а с другой - сейчас-то выделяться не следует.
Вот и молчу теперь на всякий случай на людях, зато усиленно слушаю.
Когда сестрёнка припёрла к стенке, мол, чё-то я после болезни не такой, как всегда,
пришлось сочинить душещипательную историю о том, что во время болезни на меня
снизошло... ммм... ну, много чего снизошло... эээ... и вошло. А часть старого вышла, места
в черепушке на всё не хватило. И нынче в моей голове каша... ээээ... в смысле, куча новых
никому не ведомых знаний. И от этого я лишился части своей памяти, ну заодно и речь
изменилась. Воооот!
Наша знахарка, слушая эту ахинею, сначала офигевала, а потом давилась от смеха. Но
оставшись со мной наедине, высказала все свои ехидные соображения о моих умственных
способностях. Да я и сам обалдел от своей "великой фантазии", очень уж неожиданно
Машка наскочила. Ну что скажешь девятилетней девчонке о брате, который ничего не
помнит из прошлого, знает массу нового и говорит как неродной?
Софа весело болтала с дедком и даже выглядела помолодевшей. Мне, не слишком
привычному к сибирскому говору, было забавно наблюдать за их разговором. Знахарку я
понимал полностью, а дедок периодически вставлял незнакомые слова и фразы. В
результате беседа на слух воспринималась несколько странно. Но судя по всему,
трудностей в общении меж собой они не испытывают. Удивительно: Софа, столько
прожив в глуши, не говорит как местные. Сестра вон живет в деревне не из старожилов, а
словечек уже нахваталась. Зимой замаюсь переучивать.
Я сидел на трясущейся телеге, прислушиваясь краем уха к болтовне, и размышлял о
нашем дальнейшем житье-бытье. Оставаясь крестьянами, нам к лучшей жизни трудно
будет пробиться. Надо как-то дворянством обзаводиться. Эта мысль не раз меня посещала
после рассказа ведуньи о княжеском семействе Воронцовых. Для дворян сейчас открыто
больше дорог, чем для остальных. Само собой, добыть бумаги, подтверждающие
благородное происхождение, тяжело, но, думаю, всё же возможно. А что, переедем в
город - слишком уж нас здесь хорошо знают - и займёмся "облагораживанием". Ну, а
дальше посмотрим.
Стоит попросить Софу взяться за наше обучение зимой, и в первую очередь это
касается разговорной речи и манер, ведь многое должна помнить из своей гувернантской
жизни. Она, кстати, рассказала про мальчика Натальи Воронцовой. Он всего на пару лет
раньше Мишки родился. Воспользоваться этим, что ли? Звали его Александр - как меня в
той жизни. Знак свыше, однако. Машку сюда, естественно, только за уши сможем
притянуть. Но уши у неё длинные, почти эльфийские, выдержат. И знахарка, надеюсь,
поможет, она же до конца оставалась с умирающей. Объяснит в полиции: выжил, мол,
Александр Воронцов и вся недолга.
Я порасспросил её о последнем приходе в Красноярскую усадьбу. Так персонал там
был уже не тот, что ранее. Приезжала какая-то шишка от старших Воронцовых и всю
старую обслугу уволила. Рассчитала, как тут говорят. Оставила нового управляющего,
который судьбой ребёнка не интересовался, а услышав о смерти Натальи, захлопнул
ворота, ничего не сказав.
Разумеется, всё, что я задумываю, для этой эпохи некрасиво и неблагородно. Но я жил
в другое время, и моя совесть молчит. Ммм... Хотя нет, даже рада семейке Воронцовых
пакость сделать. Если они забыли о своём благородстве по отношению к дочке, то почему
я должен быть благородным по отношению к ним? Нарываться на неприятности я не
собираюсь - о происхождении станем говорить тихонечко и в крайнем случае. Хмм... Ох
чует моя задница, мексиканских страстей всё равно не избежать. Да и у Софы, боюсь,
возражения возникнут. Опять же смерть ребёнка могли официально зарегистрировать.
Можно и с матерью поговорить, вдруг от папани нам какие бумаги о дворянстве
достались. Тогда вообще всё в кайф. Правда, отдаст ли она их нам, неизвестно, маловаты
мы для самостоятельной жизни. Эх, паспорта - вот головная боль, или что здесь сейчас
вместо них?
Пока я размышлял о будущем, дедок успел пересказать Софе все местные новости и
теперь травил какие-то байки из прошлого. А мимо тихонько проплывала просыпающаяся
тайга. Я так и задремал на мягких мешках под монотонный сибирский говорок, несмотря
на тряску. Разбудили меня, уже когда подъезжали.
В село мы прибыли часа за четыре до полудня. Называлось оно Устьянское. Довольно
здоровое, уж точно больше сотни домов. Торг найти было нетрудно: наша дорога
выходила как раз на окраину, где на берегу реки и скопилась вся толпа торгующих. По
моим прикидкам, человек двести - двести пятьдесят.
Перед въездом в эту кучу малу наш дедок встретил старого приятеля.
- Здраствуй, часом братан!
- И тебе, братан, поздорову!
- Чево нонча поздно?
- Дык, глико, чё деется, Софа матушка нас порадоват.
Похоже, ещё один знахаркин знакомец. Раскланялись, разговаривать стали. О как