Дела житейские

Незадолго до Рождества я была в даунтауне: ходила по магазинам и вдруг увидела высокого красивого мужчину, идущего мне навстречу. Подумав, что это Фрэнклин, я готова была броситься бежать через улицу, но что-то меня удержало. В конце концов, рано или поздно мы можем где-то встретиться, а здесь хотя бы людное место. Я стояла, вцепившись в ручки прогулочной коляски, и пронзительный ветер хлестал мне в лицо. Сердце бешено колотилось, но, когда мужчина подошел поближе, я поняла, что это не Фрэнклин.

И почувствовала разочарование.

Рождество было плохое.

Я на месяц задержала квартирную плату, но меня это не беспокоило. Я купила полутораметровую елку, и хотя на улице два дня не переставая лил дождь, решила устроить праздник без Фрэнклина. Я одна втащила ее на второй этаж и полночи украшала голубыми и золотыми шарами и мигающими лампочками. Блеск фольги и мерцающие огоньки буквально заворожили Иеремию. Я купила ему семь игрушек, вельветовый комбинезончик, первую в его жизни пару голубых джинсов, рубашечки, пижамку и красные тапочки с молнией.

На Рождество, видя, как Иеремия рвет оберточную бумагу и коробки и пытается засунуть их в рот, не обращая внимания на подарки, я упорно ждала звонка. Но его не было.

В канун Нового года я сидела с детьми у Порции и Артура, которые уехали.

Я положила Иеремию и Сьерру на огромную кровать с балдахином и накрыла их белым стеганым одеялом, а сама пошла в гостиную и села у окна. Тишина пугала. Я включила радио и нашла станцию с музыкальной программой. Анджела Бофилл пела „Я пытаюсь". Слова проникали мне в сердце, и я стала подпевать ей.

Я пытаюсь делать
Все, что можно, для тебя.
Но, видно, этого мало.

Я стремлюсь к тебе,
Даже когда тебя нет,
Но ты не этого ждешь.

Ты затворяешь дверь,
Хотя я готова отдать тебе все,
И я чувствую себя ненужной.

Знаешь ты, что это правда.
Ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя.

Неужели ты не видишь,
Как ранишь меня?
А я хочу прекратить эту боль…

Дотянувшись до радио, я выключила его, подошла к окну и почти настежь открыла его. Стояла сырая холодная ночь. Снаружи потянуло живительной свежестью. Чуть не целый час я просидела у окна, слушая шум машин, проносящихся на огромной скорости, и разглядывая крошечных человечков, спешащих закончить до полуночи свои дела. Небо было цвета морской волны; с него падал мелкий снег.

Я встала, надела пижаму и налила себе стакан имбирного эля. Потом взглянула на часы: без пяти двенадцать. Вернувшись в спальню, я включила телевизор. За окном раздавались взрывы шутих. На Таймс-сквер начали отсчет до Нового года: четыре минуты. Новый год!

Мне стало больно.

Я смотрела, как падает снег, и позвякивала льдинками в стакане.

Три минуты.

Многие навеки вместе, а я здесь снова одна-одинешенька.

Сотни шутих рванули в небо, разрываясь с оглушительным шумом.

Осталось две минуты.

Я стянула одеяло с подбородка Иеремии.

Одна минута.

С экрана телевизора доносились крики и шум; потом я увидела, как упал большой красный шар.

Я повернулась к своему малышу: на меня не мигая смотрели две черные блестящие бусины.

Я взяла его с кровати, прижала к груди и прошептала:

— Счастливого Нового года, Иеремия.

Он закрыл глазки, и я нехотя уложила его. А мне так надо было держать кого-то в объятиях! Сьерра не пошевельнулась.

Я пыталась уснуть и забыться, но не могла. Я массировала голову, чтобы избавиться от невыносимого напряжения, но ничего не помогало. В окно, сквозь тучи, светила луна. Я не могла оторвать от нее глаз. Лунный свет словно проникал в меня, и мне казалось, что я проваливаюсь в пустоту. И тут я громко крикнула:

— Да провались все пропадом!

Как бы воочию я увидела их всех: не только Фрэнклина, но Дилона, Перси, Шампаня и Девида. Всех мужчин, с которыми я была связана последние десять лет. Сколько раз, мучительно напрягаясь, я пыталась проникнуть в сердце каждого из них, разделить их мечты, взглянуть на мир их глазами? Сколько раз я старалась раствориться в них и встречала утро опустошенная, как сейчас? Сколько же можно отдавать себя? Разве не пришло время понять, что пора остановиться? Что же мне делать с любовью, переполняющей мое сердце? Есть ли мужчина, готовый принять ее, отозваться на нее и полюбить меня такой, какая я есть, навсегда? А как быть со страстью, от которой сейчас сжимается мое сердце? Что делать с ней? Ждать, когда кто-то придет и отогреет меня? Сколько еще разочарований предстоит мне пережить? Да есть ли на свете тот, кто не обманет меня?

Фрэнклин.