— Нас, товарищ Сомов, это даже и не касается, — поспешно перебил первый санитар. — Вы, как глава семьи и ответственный съемщик, только напишите нам вот здесь, на предписании, что они... — и он кивнул на Евдокию Яковлевну, которая с закрытыми глазами притулилась на кресле, — никакого буйства не производили. Ну, а неправильный вызов придется уж вам оплатить, — сказал он, обращаясь к Нине Леонидовне. — Потому что если каждый по своей воле захочет кого другого в психлечебницу сажать и на это государственное горючее тратить, то это не порядок.
Леля взглянула в надменно-окаменевшее лицо матери и вдруг рассмеялась. Нина Леонидовна бросила на нее возмущенный взгляд (так смотрел король Лир на своих дочерей, когда они отступились от него) и гордо вышла из комнаты.
Владимир Александрович написал справку и уплатил деньги за неправильный вызов. Санитары удалились.
— Елена, вызови такси, — сказал Владимир Александрович, — и скажи маме, чтобы она собиралась, мы отвезем Евдокию Яковлевну домой.
— Я никуда не поеду, — раздельно сказала Нина Леонидовна из двери.
— Нет, ты поедешь! — крикнул Владимир Александрович и опять схватился за сердце.
— Боже мой... — жалобно простонала Нина Леонидовна из соседней комнаты.
— Я не сумасшедшая, я совсем не сумасшедшая... — монотонно твердила Евдокия Яковлевна.
— Да что вы об этом беспокоитесь? — сказала Леля, возвращаясь в комнату после того, как она уже вызвала такси. — Какая же вы сумасшедшая? Когда сходят с ума от любви к детям, это хорошее сумасшествие, а когда сходят с ума от мещанской злобы... Вот это действительно страшно. Папочка, машина вызвана. Папа, что с тобой? — вдруг закричала она, подбежав к отцу. — Как ты побледнел... — Она пододвинула кресло.
— У меня что-то тут закололо... — сказал Владимир Александрович и опустился в кресло.
Нина Леонидовна вдруг взвизгнула каким-то неожиданно молодым и даже ребячьим голосом, вбежала в комнату и кинулась к мужу.
— Это пройдет, пройдет, — тихо шепнул он ей. — Леля, ты отвези Евдокию Яковлевну и скажи Лене, чтобы он не сердился.
Владимир Александрович взглянул на дочь просительно и устало, и в ответ на этот взгляд Леля вдруг ощутила, как из самой глубины ее души поднялась ответная, доселе ей неизвестная горячая сила. Это была самозабвенная готовность помочь ему, и не только ему, а всем в своей семье, и уверенность в том, что она может помочь. Тяжесть ее отношений с Борисом вдруг исчезла, она почувствовала облегчение, почти радость, подбежала к отцу и поцеловала его несколько раз.
— Все уладится, папочка, — сказала она.
Нина Леонидовна, вернувшаяся в комнату, после того как она по телефону вызвала врача для Владимира Александровича, величественно повернулась к дочери:
— И скажи Леониду и этой... как ее там зовут, что я на них не сержусь и пусть они приедут навестить отца.
Эти слова опять вызвали у Лели припадок смеха.
«Совершенно неуместно...» — подумала Нина Леонидовна с обидой. Но она не успела ничего сказать, так как дочь уже вышла из комнаты.
Евдокия Яковлевна охотно покинула комнату, в которой находилась внушавшая ей непреодолимый ужас Нина Леонидовна. Но, оказавшись в темном коридоре, она неожиданно заупрямилась.
— Куда это вы хотите, чтобы я поехала? — с подозрительностью спросила она Лелю.
— То есть как куда? К вам домой...
— Обмануть меня хотите? Откуда вы можете знать, где я живу?
— Я и не знаю, где вы живете, вы мне сами покажете. Куда вы скажете, туда мы и поедем.
Это подействовало, и они благополучно вышли на улицу, где осенний ветер нес пыль, бумажки, желтые листья. Но такси, стоявшее у подъезда, вновь вызвало у старушки вспышку подозрительности.
— Не сяду я в эту машину, она от Кащенки.
«Только не спорить с ней, ни за что не спорить!» — твердила себе Леля и нарочито громко и весело спросила, обращаясь к водителю:
— Вы куда нас повезете?
Водитель, конечно, мог ее обругать за неуместный вопрос, но Леля правильно рассчитала, что он сочтет этот вопрос за шутку.
— Вы ж меня вызвали, куда прикажете, туда и повезу! — смеясь, ответил он.
— Ну заказывайте, куда вас везти! — обратилась Леля к Евдокии Яковлевне.
— На Красную площадь! — неожиданно ответила старуха.
— Слышали? На Красную площадь, — повторила Леля, усаживая старушку в такси. «Ну и ну», — подумала она.
И только когда они въехали на ярко освещенную Красную площадь, Леля спросила:
— А зачем мы сюда приехали?
Евдокия Яковлевна ничего не ответила и беззвучно двигала губами, оглядывая величественные стены Кремля. И Леля подумала: «А вот если она сейчас скажет: полезем на Кремлевскую стену? Ведь мне, пожалуй, придется лезть вместе с нею».
— Я хочу товарищу Сталину заявление подать, — наконец ответила Евдокия Яковлевна.
«Ну, это еще ничего», — с облегчением подумала Леля и вслух одобрила:
— Это вы очень правильно придумали. А заявление у вас написано?
— Нет, у меня и бумаги нет, я там в будке попрошу...
— Что ж, конечно, дадут, и чернила дадут, — немедленно согласилась Леля. — Только нужно еще, чтобы дочка ваша подписала.