Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

Несмотря на то, что имя этого последнего остается неизвестно, мы — как и в первом случае — можем совершенно точно сказать, что это был житель Роморантена. Он также детально изучил жизненный путь Марты и был отлично информирован о перемещениях семейства Броссье. Кроме того, вполне вероятно, что наш второй автор являлся представителем церкви, поскольку он исключительно много знал (и писал) о самом явлении одержимости и о процедуре изгнания демонов[1103]. Подобный интерес к данной проблеме был, насколько я могу судить, отличительной чертой весьма специфической части французского общества — демонологов-практиков, т. е. священников, проводивших сеансы экзорцизма. Именно такими авторами являлись Пьер де Берюль на момент создания трактатов о Марте Броссье; Шарль Блендек, описавший пять случаев одержимости, имевших место в Суассоне в 1582 г.[1104]; Жан Булез и Кристофль де Эрикур, составившие подробнейшие отчеты о случае одержимости упоминавшейся выше Николь Обри[1105]. Кроме того автор «Рассуждений» с большим знанием дела рассказывал об особенностях самой процедуры экзорцизма, которому подвергалась Марта в разных городах, а также детально излагал выводы, к которым приходили тамошние экзорцисты[1106]. Таким образом, в защиту Анны Шевро мог выступить один из представителей духовенства Роморантена, который хорошо знал и обвиняемую, и ее обвинителей, лично присутствовал при всех описанных им событиях, а потому имел — на основании собственного опыта — право сомневаться в одержимости Марты. Впрочем, нельзя исключать и того, что он оказался подкуплен членами семейства Уппо, точно так же как местные кюре и каноник были ранее подкуплены Жаком Броссье…

Так или иначе, но «Рассуждения» и письмо на имя Пьера де Гон-ди предлагают нам совершенно иную версию жизни нашей главной героини. Для роморантенских авторов ее случай вовсе не являлся громким политическим делом. Они видели в нем обычное мошенничество, в котором были замешаны все члены семейства Броссье, желавшие улучшить свое тяжелое материальное положение и вернуть репутацию, утраченную в связи с бегством Марты из дома. На то, что речь шла об обычном обмане, указывала и еще одна важная деталь, на которую исследователи не обращали до сих пор внимания. Согласно источникам, происходящим из Роморантена, девушка сама объявила себя одержимой либо это сделали ее родственники[1107]. Оба эти варианта являлись абсолютно незаконными, поскольку засвидетельствовать состояние одержимости, как уже говорилось выше, имели право лишь официально назначенные лица — представители церкви, специалисты по демонологии и экзорцизму.

Автор «Размышлений» полагал, что изначально Жак Броссье и не думал прибегать к подобному освидетельствованию, надеясь, что судебный процесс, возбужденный им против Анны Шевро, закончится для нее смертным приговором[1108]. В этом случае семья могла бы объявить Марту счастливо избавившейся от демонов, как это случилось с легковерными жительницами Роморантена после казни трех местных «ведьм». События стали развиваться по совсем иному сценарию: несмотря на годовое тюремное заключение, Анна не собиралась давать признательные показания и, напротив, начала сбор информации по делу, дабы как следует подготовиться к слушаниями[1109]. Обман, к которому столь удачно прибегло семейство Броссье, затягивался, а потому требовались все новые и новые доказательства одержимости Марты, и отец с дочерьми устремился на их поиски в другие города.

Однако девушку далеко не везде признавали одержимой. Среди усомнившихся оказался, в частности, епископ Анже, предложивший Марте отведать хлеба, якобы окропленного святой водой, от которого она отказалась, а также поднесший ей «реликвии», оказавшиеся костями овцы, от которых она отшатнулась[1110]. В Орлеане Жаку Броссье также не удалось получить для дочери надлежащий сертификат, поскольку члены местного капитула не сошлись во мнении с представителями канониката относительно ее состояния[1111]. Опасность раскрытия обмана (и последующего нового скандала) повисла над семьей Марты, которая предприняла, по словам автора «Рассуждений», «последнее усилие» и отправилась в Париж с целью добиться признания у Пьера де Гонди и его коллег[1112]. Вот только в столице Франции семейство Броссье попало в водоворот сугубо политических событий, в самый эпицентр борьбы «спиритуалов» и «политиков» — и одержимость Марты приобрела уже не «частный», а вполне «публичный» характер — тот самый, что прочитывался по получившим широкое распространение сочинениям парижских интеллектуалов. Настоящее Марты Броссье оказалось, таким образом, практически полностью оторванным от ее прошлого, о котором — в весьма искаженном виде — отныне напоминала всего одна фраза из «Дневника» Пьера де л’Этуаля.

Но каково же было будущее героев всей этой истории? Что произошло после вынесения приговора Парижским парламентом?