Дела и случаи нестарой школьной девы

Я здесь целый день сидела, себя ругала. Надо же было такого дурака свалять. Что делать не знала. В пору с этого балкона головой вниз на плитку. Но не могу. Мне бабушка объясняла, что это самый страшный грех. Да ещё как подумаю, что я сигану, а она одна останется… И мальчишки… Как хорошо, что вы меня нашли! Вы же нас спасёте?

— Конечно. Только вот как? — Злата озадаченно потёрла лоб. — Я так понимаю, времени у нас нет. Или сегодня. Или никогда. Завтра Главный и все остальные со своего симпозиума-съезда вернутся. Против такой кучи народу мы ничего не сможем сделать… Давай так. Ты не спи, жди развития событий. Сиди полностью одетая. С поварихой и Геной, если он вернётся, веди себя спокойно, на рожон не лезь, но и не показывай, что повеселела. А мы сейчас что-нибудь придумаем.

Девушки поднялись на четвёртый этаж, Злата заперла дверь в дальнюю комнату, ставшую тюрьмой для Алины. Перед тем, как зайти в неё, девочка порывисто обняла Злату:

— Спасибо! А можно я потом в вашу школу перейду и в ваш класс? Я хорошо учусь! У меня только две четвёрки. Я ездить смогу, вы не сомневайтесь! Или мы с бабушкой переедем в папину квартиру, чтобы поближе к вашей школе быть…

Злата с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться: какие же они всё-таки ещё дети, эти взрослые и самостоятельные подростки. Она только ласково улыбнулась и объяснила:

— Алёша учится в классе у Ирины, Ирины Сергеевны. Так что тебе туда. Но я словечко замолвлю. Обещаю.

Алина вспыхнула, закрыла лицо руками и уже оттуда сквозь растопыренные пальцы прошептала:

— Спасибо.

Когда дважды повернулся в замке ключ, ей стало страшно. Но она вспомнила лица Златы, Ирины, Андрея, подумала о ещё незнакомом Павле и повеселела. Даже стала представлять себя узницей замка подлого и мрачного феодала. Тут уж девичья фантазия вылилась на необозримые просторы рыцарских романов. И Алёша, разумеется, превратился в Айвенго, Костя — в Робин Гуда. Андрей стал Ричардом Львиное Сердце. Павел — королём Артуром. Две молодые учительницы — прекрасными смелыми принцессами. Ну, а сама она, конечно же, леди Ровенной. Да и вправду, кем же ещё она могла быть?

Тем временем, Злата, собрав инвентарь и осмотрев двери на лестничных клетках, направилась вниз. Двери её немного успокоили — замков в них не было, то есть можно не беспокоиться, что на ночь несчастную Алину отрежут от решительных спасителей лишние препятствия.

Поужинав в обществе Татьяны Викторовны, она демонстративно раззевалась, стала жаловаться на усталость и, сопровождаемая охами и ахами довольной добровольной помощницей поварихи, отправилась в комнату. Геннадий ещё не вернулся, и это внушало надежду на благоприятный исход предстоящей операции. Самое плохое заключалось в том, что связи с «боевой группой» не было никакой.

Хлопнула дверь, Злата подскочила с кровати и, определив по звукам, что дородная повариха отправилась в подвал, выглянула. Так и есть, понесла еду пленникам. Только бы она им ничего не подсыпала! Только бы они не стали буянить! Но нет, не должны. Мальчишки знают: Злата рядом. И наверняка понимают, что от них требуется сидеть тихо и не привлекать к себе внимания. Теперь бы понять, где хранится ключ от узилища. Разведчица, кожей ощущая, что операция входит в решающую фазу, рискнула выйти в коридор и приоткрыла дверь на кухню. Через несколько минут, когда заскрипела подвальная дверь, извещая о том, что повариха возвращается, Злата сунула голову в пищеблок и весело позвала:

— Татьяна Викторовна! Ау! Простите, пожалуйста, можно войти? Татьяна Викторовна-а-а!

— Что тебе, Зоечка? — раздалось, разумеется, вовсе и не из кухни.

Злата подпрыгнула, будто от испуга, быстро оглянулась и облегчённо заулыбалась, глядя в напряжённое лицо поварихи:

— А, вот вы где! А я вас потеряла! — голос радостный, наивный-наивный, главное, не переборщить, не вызвать подозрений. — Простите меня, пожалуйста, я ужасный водохлёб, по ночам привыкла пить. Можно мне чашечку водички налить?

— Ой, да конечно! Да зачем водички? Иди я тебе киселька налью, — явное облегчение, которое испытала повариха, не укрылось от опытного глаза отважной разведчицы, и она засияла ещё жизнерадостнее. Кисель она терпеть не могла с садовского детства, но, не желая обидеть пренебрежением дружественную пока представительницу враждебного лагеря, мужественно кивнула:

— С удовольствием!

— Да ты пей, пей! Я тебе ещё налью, свеженький кисель, только вечером сварила.

Злата с вымученной улыбкой уставилась в чашку. Полное ощущение, что ей пять лет и она в детском садике. Садик она любила, а вот кисель — нет. Но с отчаяньем отхлебнула, проглотила и, старательно изображая блаженство, зажмурилась:

— Вот спасибо!

Повариха подвоха не заметила и довольно покивала: