Дела и случаи нестарой школьной девы

— А потом мать меня обрабатывала, уговаривала. То орала, то на коленях передо мной ползала. Ужас такой! Ползает, пытается мне руки целовать, и всё твердит:

— Доченька, это великая честь! Доченька, это счастье!

То есть вот так, в пятнадцать лет с лысеющим козлом — это честь и счастье! А то, что я замуж всегда мечтала, за такого, как мой папочка? Что я детей хотела минимум троих?! И с мужем чтобы дружить и чтобы всегда вместе?! А она мне: так не бывает! И папочка твой уродом был! Это мой-то отец! Да он самый лучший! Он… — она вдруг замолчала на полуслове. — Скажите мне, что любовь есть, и что мать моя врала. А то, если это неправда, мне и жить уже незачем.

Злата твёрдо, веско прошептала:

— Есть. Я точно знаю. Просто твоя мама несчастная женщина. А я счастливая. И ты будешь счастливой. Верь мне.

— Я верю, — согласно кивнула девочка, — я верю и надеюсь любовь найти. А они… меня…

Злата смотрела на девочку и не знала, что ей сказать и чем утешить. Внутри у неё всё противно дрожало от накатившего чувства гадливости. Похожие ощущения она испытывала иногда, когда укачивало в транспорте. Усилием воли она взяла себя в руки и спросила замолчавшую и горестно вздыхающую Алину:

— А дальше?

Девочка встрепенулась:

— Дальше я рыдала всю пятницу. Вечером все уехали, а меня оставили с этим чёрным Геннадием и поварихой Татьяной Викторовной. Она вроде тётка такая хорошая. Но не простая, совсем не простая. Давно здесь работает. А, значит, не может не знать, что в организации происходит.

— Здесь что, кроме педофила, ещё тёмные дела творятся?

— Я думаю, что фильмы снимают для всяких извращенцев. Я тут видела аппаратуру всякую. А молоденьких девочек и парней здесь буквально на любой вкус… И, возможно, ещё наркота присутствует…

— Почему ты так решила? — Злата не верила своим ушам. Возможно ли, чтобы всё это было не кошмарным сном, а правдой? Во что они вляпались? И что им теперь расхлёбывать? А в том, что расхлёбывать придётся, она уже и не сомневалась, потому что ни один из их четвёрки не смог бы узнать такое и пройти мимо.

— А мне в пятницу, после того, как все, включая мою заботливую маменьку, уехали, Татьяна Викторовна принесла настой. Ну, во всяком случае, она эту бурду так называла. Сказала, что собственноручно травки собирала, что он мне поможет успокоиться, придти в себя. Ну, я сдуру и выпила. На вкус травки как травки, чуть горьковатые, терпкие. Только после этого настоя я уснула на раз-два-три и спала до обеда. И сны мне снились очень странные, слишком яркие, слишком красочные. Я вообще для сновидений плохой клиент: то вообще ничего не вижу, то забываю всё. А тут всё в подробностях запомнила.

И когда проснулась, было ощущение, что я не в себе. Всё вижу, всё слышу, всё понимаю. Но чувствую себя очень странно…

— А когда Ирина с Андреем пришли, что случилось?

— Ирина — это девушка с короткими волосами?

Злата кивнула.

— Когда все уехали, повариха с Геннадием расслаблялись, как могли. Генка загорал у бассейна за домом. Повариха сериалы смотрела с утра до ночи… Главный, как я понимаю, требует полного подчинения. Никакой расхлябанности не потерпит. А тут в калитку стучат, требуют открыть, а они кто в плавках, кто в халате и бигуди. Пока они суетились и себя в порядок приводили, я успела до калитки добежать, меня тогда ещё не заперли. Распахнула её, но Геннадий меня схватил и оттащил… Прихвостень Главного, блин! Ой, простите, пожалуйста! Вы же учитель, вот вам мои выражансы, наверное, слушать противно. Да я и сама не люблю так говорить, меня папочка по-другому воспитывал. Это я со зла… Ну, в общем, он меня в дом засунул и запер. А сам к калитке обратно пошёл… Может, они с поварихой вообще открывать не хотели, но Андрей громко стучал. И было ясно, что просто так не уйдёт. Побоялись, наверное, что шум поднимет…

— А ты уже пришла в себя после той жидкости, что тебе повариха дала?

— Да я уже более-менее была, во всяком случае, силы накорябать записку и завернуть в неё Костину пуговку нашлись. Хотя буквы будто разбегались. Еле-еле написала. Мне так хотелось мальчишек спасти, что я умудрилась мозги в кучку собрать. Только вот с почерком была просто беда. Пишу и понимаю, что сама ничего не понимаю. Как курица лапой — это про мой почерк тогда. Вообще-то я красиво пишу и понятно.

— А как же ты увидела, где Андрей с Ириной в тот момент были?

— Когда меня Геннадий в дом запихнул, я на третий этаж побежала, он по всему периметру балконом опоясан. Как они приблизились — кинула. Больше всего боялась не докинуть. Но в этом месте домина этот нелепый почти вплотную к забору стоит. Так что получилось. Бросила и присела сразу, чтобы они меня не увидели. Хотя наоборот надо было о помощи просить. Но я почему-то боялась кричать. Думала, вдруг не справятся они вдвоём. Всё-таки Геннадий крепкий дядька. Я же Андрея узнала и не хотела ему навредить. И мальчишкам тоже. А ещё я надеялась, что найду их всё-таки, и мы попробуем вместе убежать. Но не вышло. Геннадий, урод, меня здесь запер.