Дела и случаи нестарой школьной девы

— Или давай с другой стороны зайдём. Не было ли ситуации, когда ты отбила у другой парня?

Ирина вспыхнула, а Полина Юрьевна замахала руками:

— Ты мне не отвечай, не надо. Но сама подумай, не было ли такого, даже если случайно. Причём не обязательно в последнее время отбила, может, и раньше. Но не слишком давно, месть, конечно, блюдо, которое подают холодным, но не протухшим же. Так что школу с институтом можешь забыть. А вот год-полтора вспомни. И нечего посмеиваться! — Ирина и вправду повеселела, слушая любимое начальство. — Ты не смейся, а по шагам вспоминай. Потому что уж слишком много на тебя свалилось за последние два месяца. Я не в буквальном смысле, не про доску. А в переносном. То журнал, то кляузы… Да ещё и замуровали тебя…

Ирина вытаращила глаза.

— Ну что ты удивляешься?! Знаю я, знаю. И на Злату не думай. Твоя подружка драгоценная, даже если бы я её спросила, молчала бы. Она ж, как пленный белорусский партизан на допросе в гестапо, умрёт — но своих не выдаст. Не она это. А кто — не скажу. У тебя свои секреты, у меня — свои. И у стен есть уши. Только поверь старой седой директрисе, всё это звенья одной цепи. Поймёшь, кто виноват в одном случае, — размотаешь всё… А теперь иди. По поводу доносов не беспокойся. Я буду не я, если позволю такую девочку обидеть.

Потрясённая Ирина встала и на негнущихся ногах пошла к двери.

— И ещё! — окликнула её директриса. — Пообещай мне влюбиться. И в ближайшее время!

— Я уже, — неожиданно для себя призналась девушка. Полина Юрьевна внимательно посмотрела на неё и погрустнела:

— Безответно? Ну что ж за мужики такие слепые пошли? Такую девочку чудесную не замечают. Ничего, Ириш, прорвёмся! Вот увидишь! Ещё встретишь ты такого, как мой Михаил.

Всей школе была известна горячая любовь начальства к своему мужу и его не менее горячая к ней. Вырастив двух дочерей, они продолжали нежно опекать друг друга. Директор крупного завода Михаил Игнатьевич частенько бывал на школьных мероприятиях и всячески помогал жене. А уж когда она болела и лежала в больнице после трёх тяжёлых операций, вообще от неё не отходил. Ирина это точно знала — сама видела, когда навещала Морозову. Поэтому она, понимая, что Полина Юрьевна пожелала ей, на её взгляд, самого лучшего, благодарно улыбнулась и вышла.

Ирина сидела за столом, накручивая на палец короткую прядку. Прядка была столь коротка, что упорно не желала накручиваться, но Ирина, заимевшая эту привычку ещё в школе, когда носила она длиннющие косы аж до… в общем, очень длинные косы, продолжала теребить многострадальную причёску и читала работы своих десятиклашек. Вернее, уже одиннадцатиклашек — вчера был их последний учебный день в десятом классе.

У них была традиция. Перед летними каникулами ребята писали послания себе самим, клали их в конверт, заклеивали, а осенью вскрывали, читали и снова убирали — уже до выпускного вечера. Пару лет назад это пришло в голову Ирине. Удивительно, но за три летних месяца менялось очень многое, «письма к себе повзрослевшим», как называли их её дети, так понравились, что они писали их вот уже в третий раз. И каждый раз она спрашивала позволения почитать написанное, ребята не возражали. Вот и сейчас она изучала послания. Первого июня начнутся экзамены, а пока в школе стояла невероятная тишина. Звонки ещё не отключили, и они в пустых коридорах звучали так громко и раскатисто, что Ирина даже вздрагивала иногда, зачитавшись.

С утра был педсовет по итогам года и подготовке к экзаменам, потом Ирина решала вопросы с организацией городского лагеря, который каждое лето работал в их школе, — в этом году ей выпало быть его начальником. До «писем» она дорвалась лишь к вечеру и теперь сидела в залитом вечернем солнце кабинете, грызла хрустящее яблоко и читала. Смешная, высокая и тощенькая Варя Кузнецова, совершенно не похожая на почти выпускницу, как всегда поразила Ирину. «Вот увидите, Ирина Сергеевна, я обязательно стану первой женщиной — президентом России. А на инаугурацию приглашу Вас, вместе с мужем и детьми. Вы ведь будете мной гордиться?»

— Ох, где ж их взять-то, мужа и детей? Умница ты у меня, Варвара Ильинична, ни одной ошибки в «инаугурации»… Буду, буду, гордиться, Варюша, ещё как, — Ирина покивала и улыбнулась, сложила пополам записку будущей первой женщины — президента и аккуратно поместила в большой конверт. Почему-то многие писали не себе, а ей. Вот и Варя тоже…

Осталось несколько «писем», она потянулась за следующим. Ага, Алёши Симонова. Она развернула лист и принялась читать.