Напрасно утверждала «Дама пик», что все женщины без исключения ревнивы как кошки. Ничего подобного. Мы с Иваном Петровичем убеждены, что в этом правиле, как раз, больше исключений, и доказательством этого служит вся прошлая жизнь Прохоровых.
Естественно, что Надежда Васильевна возмутилась и вышла из себя, найдя в чемодане мужа женские вещи. Но все ее упреки и предположения шли не от сердца, не диктовались чувством, а были позаимствованы в литературе и со слов подруг и знакомых. Именно поэтому ничего оригинального в этой сцене ревности я не увидел. Обычная, почти банальная, водевильная сцена.
Когда все содержимое чемодана было выброшено на пол и в нем не оказалось ни полотенца, ни сорочки, ни даже шлепанцев, Надежда Васильевна явно растерялась. Нужно было давать отбой.
Тщательно осмотрев чемодан внутри и снаружи, она села напротив Ивана Петровича и виновато улыбнулась.
— В самом деле… чемодан чужой, — мирно сказала она. — На подкладке нет жирного пятна… Где ты его взял?
— А ты думаешь, что я взял его умышленно?
— Нет, но ведь как-то он к тебе попал?
— В том-то и дело, что я и сам не знаю. Если бы я знал, я бы не взял. Неужели, это Ольгин? Я оставлял свой чемодан у нее…
— Нет! — твердо заявила Надежда Васильевна. — Не Олин. Это какой-то немолодой бабы.
— Ты так уверена?
— Олины вещи я знаю.
— Но разве она не могла купить новые?
— Такие бы не купила. И номер туфель не ее.
— Вот это другой разговор. Надюша, ты посмотри еще раз повнимательней. Нет ли там каких-нибудь пометок. Неудобно все-таки получается… Вещи ей наверно нужны.
— Надо отнести в милицию, в бюро находок.
— В конце концов, конечно! — согласился Иван Петрович. — Если не найдем хозяйку.
— Нечего и искать! — сказала Надежда Васильевна, небрежно сгребая все вещи в кучу. — Отдадим в милицию, и все. Ну, а как же твой чемодан?
— Не знаю. Не в поезде ли я его оставил?
— А взял чужой?
— Вполне возможно. Видишь, как чемодан похож…
Но в бюро находок чемодан не попал. Когда Иван Петрович ушел, Надежда Васильевна вытряхнула все вещи на стол и задумалась. О чем она думала, глядя на лежавшие перед ней принадлежности женского туалета, я не знаю, но скажу сразу, что эти принадлежности были очень хорошего качества, а значит и дорогие.
Здесь уместно вспомнить о ценах на женские тряпки. Они меня всегда потрясают. Какая-нибудь прозрачная блузка, которая ни весит, ни согревает, ничего не прикрывает и, вообще, вся может в спичечную коробку поместиться, а стоит… Надеюсь, вы сами знаете, сколько она стоит? Или возьмем для примера босоножки. Одна моя знакомая колхозница называет их бесоножками… Кожи на них два ремешка для ручных часов, ну еще подошва да каблук, а цена наравне с двумя парами мужских кирзовых сапог.
Стук в дверь и появление соседки прервали размышления Надежды Васильевны.
— Ах! Что за прелесть, — сразу защебетала Тина, как только увидела разложенные вещи. — Кремнешиновое платье! И какая расцветка! Это не наша продукция… Импотированная! Правда?
— Не знаю.
— Ай да Иван Петрович! Где он только оторвал такие вещички? Трико шелковое. И чулки капроновые с пяткой. Мечта! Уступите мне одну пару, Надежда Васильевна. Вы же мало выходите. Умоляю! Ну куда вам три пары? Я в два раза дороже дам…
— Это не мои вещи.
— А чьи?
— Неизвестно, он с кем-то поменялся чемоданом. Понимаете? Перепутали чемоданы.
— Да что вы говорите! Научная фантазия! Везет же людям! Такой дефицитный товар и достался даром! Какая вы все-таки счастливая…
— Что значит достался? Вещи чужие, их нужно вернуть.
— Да вы с ума сошли! С какой стати! Ой! Не говорите, пожалуйста… а то у меня сердце заходится! — возмутилась соседка и принялась примерять туфли. — Я вижу, вам они велики. Да вы смотрите! Как раз! Мой номер, и совершенно новые. Туфли вы мне, конечно, уступите…
— Ну что вы говорите, Тина! Я же вам сказала, что вещи чужие.
— Нет, вы меня просто смешите, Надежда Васильевна! Что значит чужие, если вы даже не знаете чьи? Это же находка! Трофей! — негодовала и уговаривала Тина. Но Надежда Васильевна ее не слушала.
В коробочке, куда она хотела сложить бусы и клипсы, оказалось распечатанное письмо.
Я думаю, что находкой этого письма можно и закончить главу. Вряд ли Тина может прибавить что-нибудь новое к тому, что уже сказала, но даже если бы и сказала, все равно Надежда Васильевна не станет ее слушать.
23. Шпион-перестраховщик
Сергей Васильевич поджидал Ивана Петровича на лестнице Исполкома и проводил в знакомый кабинет.
— Здравствуйте, Иван Петрович! — приветливо встретил его Угрюмов. — Ну вот… С приездом! А вы загорели! И здорово загорели!
— Да… солнце там, понимаете ли, с утра до вечера. Весеннее.
— Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте. Закрой, Сережа, дверь и присоединяйся. Надеюсь, ничего страшного не случилось? — обратился он к Прохорову, когда тот сел в кресло, на котором уже однажды сидел.
То была первая встреча, и была она совсем недавно, но Ивану Петровичу казалось, что прошел, по меньшей мере, год.