— Совершенно точно, — твердо ответил я и опасливо откинулся на шаткую спинку.
— Теперь придется поменять в компьютере! — Женщина нахмурилась. — Какая досада!
Я несколько раз открыл и закрыл рот, как задыхающаяся без воды рыба, а женщина затюкала по клавиатуре. Нет, это уж слишком, против всякого здравого смысла — говорить «досада», когда на весах жизнь Деборы! А где же все, и отчего все молчат? Где вопли возмущения, почему никто не проклинает весь этот беспредел? Может быть, мне следует договориться с Эрнандо Мецей, привезти его сюда, чтобы преподать им урок лингвистически корректного восприятия нависшей угрозы?
В общем, хоть времени это заняло нереально долго, в конце концов я умудрился заполнить все нужные бумажки и убедить женщину, что у меня, как у ближайшего родственника и к тому же полицейского служащего, есть права повидаться с сестрой. Впрочем, так уж все устроено в этой юдоли скорби, что повидаться с ней мне, конечно, не дали.
Мне разрешили только постоять в коридоре и кинуть взгляд в смотровое окошко в форме иллюминатора: в операционной толпились какие-то люди в ядовито-зеленых халатах и вытворяли страшное, невероятное… над телом Деборы.
Так я и стоял под дверью целых несколько столетий, смотрел и иногда моргал, когда вдруг над моей сестрой взлетала чья-то окровавленная рука. В воздухе неодолимо пахло лекарствами, кровью, потом и страхом. Наконец, когда мне уже стало казаться, что земля остановилась, воздух испарился, а солнце охладело и состарилось, врачи у операционного стола расступились и кто-то покатил каталку к выходу. Я отступил, освобождая проход, и взглядом проводил процессию, удаляющуюся по коридору.
Из операционной стали выходить люди в халатах, одного — на вид главного — я схватил за рукав. Наверное, напрасно, потому что пальцы мои почувствовали что-то холодное, влажное и липкое; я отдернул руку и увидел кровь. Голова вдруг закружилась, промелькнуло ощущение какой-то грязи, где-то даже ужаса… но хирург посмотрел прямо на меня, и я взял себя в руки и спросил:
— Как она?
Он кинул взгляд на удаляющиеся носилки и снова обернулся ко мне:
— А вы кто?
— Ее брат. Она поправится?
Хирург криво улыбнулся:
— Судить пока рано. Большая кровопотеря. Может, все обойдется, а может, будут осложнения. Мы просто-напросто еще не знаем.
— Какие осложнения? — спросил я. И по-моему, это был вполне резонный вопрос, однако врач лишь раздраженно фыркнул и покачал головой:
— Все, что угодно, от инфекции до повреждения мозга. Время покажет.
Он снова криво улыбнулся и пошел прочь, в сторону, противоположную той, куда увезли Дебору.
Я смотрел ему вслед, размышляя про повреждение мозга, затем побрел по коридору вслед за сестрой.
Глава 12
Вокруг Деборы нагромоздили столько аппаратуры жизнеобеспечения, что я даже не сразу разглядел сестру во всей этой гудящей и клацающей мешанине. Она лежала неподвижно на постели, вся опутанная какими-то трубочками, лицо наполовину скрыто маской и бледное почти как простыня. Я помедлил, не зная, что полагается делать. Приложил столько усилий, так отчаянно старался попасть внутрь и увидеть ее… И вот я здесь, но никак не могу вспомнить, даже и не читал никогда, как себя вести, навещая близкого человека в больничной палате.
Нужно взять сестру за руку? Похоже на то. А может, и нет… К тому же у нее там капельница, именно с моей стороны… Наверное, не стоит — вдруг еще игла ненароком вывалится?
В общем, я заметил в углу палаты стул, придвинул поближе к кровати, сел и принялся ждать.
Буквально через несколько минут дверь скрипнула, приоткрылась и в проеме показался худощавый чернокожий коп, мой шапочный знакомый по фамилии Вилкинс. Он всунул голову внутрь и окликнул меня:
— А, Декстер, верно?
Я кивнул, помахав удостоверением. Вилкинс жестом показал на Дебору:
— Как она?
— Пока непонятно.
— Извини, приятель. — Он пожал плечами. — Капитан распорядился последить на всякий случай. Я буду снаружи.
— Спасибо.
Он вышел и занял пост у двери.
Я попробовал представить себе жизнь без Деборы. И испугался, сам не знаю отчего. Никакой очевидной и ужасающей разницы ведь не было бы… но эта мысль меня слегка смутила, и тогда я постарался продумать ее еще раз. Быть может, я успел бы съесть тот киш горячим… У меня бы не было синяков от знаменитых сестринских плюх…
И мне бы не пришлось бояться, что она меня вдруг арестует… Это все хорошо, отчего же я переживаю?