Деконструкция: тексты и интерпретация

Основной задачей предпринимаемого анализа является попытка экспликации мира différance — того пространства (н времени, если иметь в виду идею Деррида о «пространстве–становящемся–временным» человеческого существования, которое не может быть конституировано в качестве пространства (и времени) присутствия человека в структурах Бытия и как таковое выпадает из присутствия, из модуса настоящего времени, из существования как Бытия, из того, что в деконструктивистской терминологии можно было бы назвать presence. Конституирование мира différance осуществляется посредством чрезвычайно специфичного отношения человека к миру Бытия/presence, отношения, которое представляет собой попытку схватывания этого мира в форме фиксации неуловимых, постоянно исчезающих непосредственно в момент презентации следов Бытия, схватывания и удержания их посредством особой процедуры письменности archi–écriture. Эта процедура в силу тех взаимоотношений, которые только и могут складываться с Бытием/присутствием у индивида, постоянно опаздывающего к жизни Бытия н как бы выпадающего поэтому из его пространственно–временных структур, представляет собой прежде всего негацию, разрушение того мира присутствия, который оказывается недостижимым, недосягаемым в качестве мира человеческого существования. Иллюзорность, вне–бытийственность, не–реальность, неистинность, не–присутствие — такими представляются основные характеристики мира différance, того единственного места, в котором только и могут обретаться человек, человечество, история, культура, того места, которое создается/пишется/описывается/уничтожается процедурами archi–écriture. Какие бы формы описания этого мира/места человеческого существования не имелись в виду, очевидно, что все они в основе своей будут той или иной модификацией archi–écriture (даже если речь будет идти при этом о вульгарной письменности).

Поскольку archi–écriture как способ формирования мира différance представляет собой фиксацию ускользающих следов Бытия, в этом своем качестве она постоянно сталкивается с отголосками реальности, отблесками истинного существования, отзвуками настоящего времени, миражами реального пространства. Однако парадокс (или трагедия) archi–écriture как способа описания, как отношения человека к миру заключается в том, что archi–écriture не может не только овладеть всеми этими характеристиками реального мира Бытия (как показывает вся эволюция философии присутствия), но не в состоянии даже зафиксировать их как нечто реально существующее (пространственно–временная реальность не дана ей принципиально), хотя и имеет некоторое смутное, едва ли не на уровне ощущения, грёзы бессознательного, сна пред–знание того, что это существует. Реальная жизнь мира Бытия/présence, обозначенная лишь неясным намеком, становится главным искушением archi–écriture (по крайней мере в рамках фоно/ логоцентристской культуры) той письменности, которая в этой своей деятельности описания/создания/уничтожения руководствуется прежде всего тем, что можно определить как «ностальгическую мистику присутствия», как желание приобрести истинность и само существование в мире Бытия/présence.

«Ностальгическая мистика присутствия» определяет не только направленность archi–écriture к миру Бытия/présence, но во многом и ее содержание, хотя о схватывании реального содержания Бытия посредством archi–écriture, равно как и о его удержании в мире différance,говорить, конечно же, не приходится. Те проекции Бытия, на которые способна archi–écriture, оказываются лишь некоторой видимостью Бытия, призраком присутствия, тем, что у Деррида называется симулякром истинного существования. Однако эти фантасмагорические, в сущности, проекции видятся (или предпочитались бы быть таковыми) как картинки реального Бытия, как свидетельства истинного присутствия человека в пространственно–временном континууме Бытия. Вся история культуры (по меньшей мере культуры Запада) является тому подтверждением. В связи с этим неизбежно возникает вопрос о том, что вынуждает поверить в истинность этой иллюзии, что заставляет надеяться на возможность перехода из мира différance (мира истинного человеческого не–существования) в мирprésence (мир истинного, но не–человеческого существования, мир Бытия, недоступный для человека), в чем черпает свои бытийственные аргументы archi–écriture. Поиски ответов на эти вопросы с неизбежностью возвращают вопрошающего к самой archi–écriture, к той единственной, верховной инстанции мира différance, которая оказывается ответственной за иллюзии присутствия, поскольку сама же их и генерирует. А это, в свою очередь, означает возврат анализа к знаку, к письменному знаку как к тому исходному компоненту archi–écriture, в котором и посредством которого создается/разрушается иллюзия Бытия — присутствие.