Я с изумлением слушал этот рассказ, а когда принц упомянул Губбио, то, потеряв самообладание, обхватил его за шею и назвал своим дорогим отцом. Так сильно я не рыдал с тех пор, как умерла моя мать. Принц последовал моему примеру, и все сидевшие за столом так растрогались, что слезы текли, как сладостные ручьи весной, поскольку после всех наших невзгод в душе вновь расцвела надежда.
Отец сказал, что занялся торговлей оливковым маслом, которая сделала его богатым. Он так и не женился — воспоминание о первой любви вставало между ним и любой другой женщиной. В конце концов эта память воплотилась в портрете, который он и повел нас посмотреть. На нем простыми изящными линиями была изображена женщина с темными волосами и печальным лицом. Полные губы ее были в точности как мои, а левый глаз чуть больше правого.
— Пресвятая Мадонна! — вскричал я. — Это же моя мать! Принц улыбнулся.
— В молодости я немного учился у Леонардо да Винчи в Милане.
— Вы оказались очень талантливым учеником. Принц рассказал, что велел своим слугам запомнить лицо на портрете и приводить любого, кто хоть немного похож на эту женщину, к нему во дворец. Они это делали несколько раз, но принц с первого взгляда понимал, что перед ним не его отпрыски. Он уже отчаялся найти своего сына — до тех пор пока не увидел меня. Теперь, на пороге смерти, он мог наконец спокойно отойти в мир иной.
Я взмолился, чтобы он не говорил о смерти («Бог не стал бы так долго ждать, прежде чем свести нас вместе, если бы хотел тут же разлучить!»), и рассказал ему о невероятном путешествии, в которое мы пустились с Еленой и которое привело к нашей с ним встрече. Принц пообещал, что построит новый алтарь, дабы ознаменовать наше воссоединение. И так мы продолжали беседовать, пока птичий щебет не возвестил о приближении рассвета. Тогда отец отвел нас в спальню с прекрасными коврами и гобеленами на стенах и тонким льняным бельем на кровати. Я не верил своему счастью. Обрести любовь и найти отца — и все это за несколько дней! Чем я это заслужил? Я протянул Елене руки. Ее нежность, красота, благородство и храбрость переполняли мое сердце восторгом. Я так и вижу, как она склоняет голову мне на грудь, как берет меня за руку и целует. Это видение стоит у меня перед глазами, не тускнея ни на миг.
Но к чему продолжать? Ничего этого на самом деле не было. Ничего. Я не сбежал вместе с Еленой. Мы не остановились в гостинице, не готовили ужин, я не встретил своего настоящего отца. Все это были фантазии, тысячи воображаемых картин, которые я видел во сне и наяву. Видения эти являлись мне так часто, что стали совершенно реальными. Я помню, что мы ели, какую одежду носили, какие слова говорили, лучше, чем события, произошедшие в действительности. А теперь я написал это — и все стало правдой. Не знаю почему, но так есть.
Всю свою жизнь я верил, что библейские, древнегреческие и римские истории правдивы, поскольку они были изложены в письменном виде. Перечитав свои записи, я понимаю, как просто придумать историю, которой на самом деле не было, и заставить читателя смеяться, плакать или сопереживать. Этот дар, безусловно, ценнее всего серебра и золота на земле. Человек, которому он дан свыше, становится Богом — творцом своего собственного мира.
На самом деле мы с Еленой не могли оторваться друг от друга в те недолгие часы, что провели вместе. Порой мы говорили взахлеб, а потом наступали моменты, когда в словах не было нужды. Я прочел ей сонет, и она поцеловала меня, повторив мое имя сотню раз, так что теперь, когда я его слышу, мне чудится ее голос. Мы любили друг друга у стен castello, и нам было плевать, видит нас кто-то или нет. А потом, на рассвете, когда слуги начали грузить запряженные мулами повозки, мне пришлось уйти.
Вернувшись после дегустации завтрака Федерико, я увидел, что Елена плачет и проклинает свою гордость, которая мешала ей заговорить со мной раньше и из-за которой мы потеряли столько времени. Я целовал ее снова и снова, после чего попросил вернуться к архиепископу, поскольку боялся, что у нее могут быть неприятности, если ее застукают со мной. Но она ни за что не хотела меня покинуть.
Федерико залез в свою карету, рыцари и придворные взгромоздились на коней. Повозки, запряженные мулами, вывели во двор. Елена начала рвать на себе волосы, рыдая во весь голос. Я соскочил на землю, чтобы утешить ее, между тем как обоз прополз мимо нас и выехал через ворота. Щеголь и некоторые другие дегустаторы встали возле конюшни, наблюдая за нами.
— Езжай! — сказала Елена, вытирая слезы. — Езжай, пока они не сделали тебе дурного!
Стражники закрывали ворота, но я не хотел оставлять Елену. Разве я не потерял Агнес точно так же? Однако она заверила меня, что дегустаторы не посмеют ее тронуть, поскольку она служит архиепископу, да к тому же вокруг полно охраны.