Дефолт

– Мы жили, как супруги, спали в одной постели. Заявление лежало во Дворце бракосочетаний на Английской набережной. Только он просил родителям ничего не говорить – пусть им будет сюрприз. Накануне свадьбы позвал к себе в гости, и я ног под собой не чуяла от счастья. А, оказалось, жених затолкал невесту в темницу. В настоящую, без окон. И закрыл на ключ… Меня круглосуточно охраняли, даже воздухом подышать не выпускали. Заставляли пить водку, избивали. Я потеряла счёт дням и неделям. Потом меня привезли к нотариусу и заставили подписать несколько документов. Так я лишилась квартиры в Питере, но и в области, под Лугой, меня не оставили в покое. Я прислуживала своему «мужу», когда он пировал с шлюхами и дружками. Вдруг – о, чудеса! Меня на «Шевроле» отвезли к родителям, в Сосновую Поляну. И пообещали, что больше напрягать не будут. Оказывается, папа, а он раньше в КГБ работал, вышел на влиятельного и одновременно отзывчивого человека – Виктора Старосвецкого. К тому времени он уже работал в частной охранной структуре. Он дал отцу денег и договорился с моими тюремщиками. Более того, мне вернули квартиру. Родители сотни свечек за его здравие поставили, и я тоже. Папа держал дома довольно круглую сумму, зная, что придётся отдавать долг. Но перед самым дефолтом соблазнился и поместил её под высокий процент, надеясь таким образом выиграть. А получилось, что проиграл. В начале сентября Виктор потребовал вернуть долг. Дальше всё понятно. Меня оставили в залог и потребовали ту квартиру продать. Отец не верил, что Виктор оказался мерзавцем. А тот, в свою очередь, заявил, что никто не заставлял старого дурака хлопать ушами перед телевизором и играть с Дьяволом. Что, говорит, захотел к новым реалиям приспособиться? Красиво пожить приспичило? Так есть хочется, что ночевать негде? А я тебе скажу главную заповедь новой России – даром только голуби летают! И раз ты мне должен, то не смеешь разводить самодеятельность. Конечно, надо было выполнить все его требования, тем более что папа действительно был виноват. Но родители – люди бесхитростные, простодушные, в хорошем смысле советские. Они решили, что Старосвецкий их просто пугает…

Марьяна выпила ещё виски, запустила в волосы тонкие пальцы. Оксана и Кира перебой пытались её успокоить. Толян, лёжа на койке, остановившимися глазами смотрел в потолок – ловил кайф. Во дворе лаяло несколько собак.

– Здесь я с середины сентября. Чтобы не жрать даром хлеб, мы работаем. Печатаем фальшивые акцизные марки на спиртное и сигареты. Это тоже хозяину доход приносит. Ну, и кассеты с порнухой упаковываем, как полагается. Мы старались, думали, что он станет добрее. А Виктор особенно меня ненавидит – за отца. «Гад, вместо того, чтобы Родину защищать, в щель забился. Он из тех, кто с любой властью во всём согласен. Всё терпит, и потерю дочери вытерпит!» Представляете? Что Виктору-то нужно, он ведь очень богатый, не с хлеба на воду перебивается. За что власть ругает? – Марьяна опять жалобно всхлипнула. – Пробовали мы доллары на станке выпустить, но не получилось, бросили. Перешли на продуктовые штрих-коды. Много мы, конечно, не знаем.

Марьяна прислушалась к шуму сосен за окном, плотнее завернувшись в ватник.

– Но Кира права – Виктор свои дела в России сворачивает. Навредил, говорил, экономике ЭТОЙ страны достаточно. И мы ему в качестве работников больше не нужны. А если так, то времени на ожидание выкупа у него больше нет.

– Да замочит он нас, в натуре. А трупы сожжёт вместе с домом. Заодно от улик избавится, – хрипло сказал Толян, продолжая изучать потолок. – Какие-то ещё шансы оставались, а теперь – хана. «И никто не узнает, где могилка моя…»

Толян свисал с лежака, как тряпка. Шея уже не держала голову, но мысль работала чётко и ясно.

– Смыться никак не получится – две кавказские овчарки да трое охранников. И злые, суки, – все сектанты. То ли мунисты, то ли сатанисты. Нет ни одного, кто бы срок не мотал. Один, он как раз сейчас дежурит, участвовал в человеческих жертвоприношениях. Другой, тоже из Питера, ломом подпоясанный. У него родного брата в «Крестах» на «пальме» угробили. Так теперь Славику всё равно, кого мочить и сколько. За то, что брату к параше спуститься не давали и посадили почки, он готов трупы класть штабелями. Старосвецкий многих беспредельщиков вокруг себя собрал. Это одна и самых опасных группировок в Москве. И ты не верь, что тебя выпустят, – неожиданно обратился Толян к Оксане, и в голосе его зазвенело отчаяние. – Не выпустят, иначе всё это не позволили бы услышать! Знают, что ты уже никому ничего не расскажешь. Витя не такой дурак, чтобы слёзки ронять из-за Алкиной мамаши. Ему просто заманить тебя нужно было, и ты пошла за ним, как тёлка на верёвке. Он многих кинул и замочил – даже тех, которые никому не поддавались. Он и брата родного кончить хочет – за воровство по-крупному…