Дефо

«Видел я нутро всевозможных группировок, видел суть их посулов и всю подноготную их искренности. Что ж, как в писании сказано, все суета сует и томление духа, так я могу сказать обо всех них: все это лишь напоказ, все – внешнее, все лишь чудовищное лицемерие – у каждой из этих группировок, во всякое время, при любом правительстве: они уходят, чтобы войти, а когда вошли, делают вид, будто уходят».

Так писал Дефо в особенно тяжелую пору, пришедшуюся на 1714–1715 годы. Всем биографам слышится в этих строчках нота тоски и усталости, необычная для него.

Чтобы уточнить конкретные черты того времени, раскроем книгу Герберта Уэллса, известного писателя, нашего старшего современника, который специалистом-историком не был, но передал в популярном «Очерке всемирной истории» традиционное для англичан представление об этой полосе, начавшейся после кончины королевы Анны.

«Анна, судя по всему, – пишет Уэллс, – все с большим сочувствием обращалась к мысли о восстановлении династии Стюартов. Однако обе парламентские палаты, и лорды, и общины, уже определявшие в это время английскую жизнь, предпочитали иметь дело с менее осведомленным во внутренних делах монархом. Что ж, кое-что могло быть сказано в пользу ими избранного гановерского курфюрста, который стал королем Англии под именем Георга (Джорджа) I и правил с 1714 по 1727 год. Он был немец, английского языка не знал, и вместе с ним английский двор оказался занят немецкими дамами и немецкими придворными. Тусклое облако скуки нависло над всеми духовными интересами страны с приходом этого правителя, практическим результатом его прихода была изоляция короля от остальной Англии, чего, собственно, и добивались крупные землевладельцы и купцы, способствовавшие воцарению Георга. Англия вступила в ту фазу своего развития, когда высшая власть сосредоточилась в палате лордов, поскольку искусством подкупа и подтасовки результатов выборов палату общин сумели лишить всякой силы и влияния. Самыми беззастенчивыми методами было сокращено число избирателей. Так называемые „гнилые местечки“, старые городки с очень малым населением или же вовсе без населения, посылали в парламент по нескольку делегатов, между тем новые, быстро растущие центры оказались лишены парламентского представительства. А если принять во внимание еще и высокий имущественный ценз, то голос простого народа и в палате общин практически был не слышен. Георгу I наследовал вполне на него похожий Георг II, правивший с 1727 по 1760 год, и только с его смертью на английском престоле опять появились короли, хотя бы рожденные в Англии и способные более или менее сносно объясняться по-английски».

Дефо поддерживал гановерскую династию. Во-первых, как протестантскую, во-вторых, такова была, хотя бы на поверхности, линия обоих министерских кабинетов Гарлея, Годольфина и снова Гарлея. Но в том-то и дело, что на поверхности. Политика с двойным дном поставила Дефо в нелепое положение. Из-за этого пришлось ему вступить в схватку со своим застарелым врагом, священником Сачверелем, ярым преследователем раскольников; в тон ему Дефо и написал (издевательски) свой «Простейший способ». Тогда, несмотря на лишения, оказавшие воздействие на всю его дальнейшую жизнь, Дефо вышел победителем. В новой обстановке они поменялись ролями. Сачверель на этот раз стал «мучеником», а Дефо – официозно-фискальной стороной. Он, правда, всячески старался вызвать противника на открытый бой. «Дайте ему повод, – советовал Дефо, пользуясь по своему обыкновению спортивно-скаковой терминологией, – не трогайте его ни шпорами, ни хлыстом, пусть несет куда вздумает». Однако Сачвереля тронули и «хлыстом» и «шпорами» и отправили за решетку. Вынужденный как-то поддержать и эту санкцию, Дефо всячески, со всей своей изобретательностью пытался найти благовидный ход и не принимать участия в этой травле. Он даже говорил нечто вроде того, что Сачверелю не удастся скрыть своего подлинного лица и за терновым мученическим венцом. Этот бой не был позорно проигран, но не был и с честью выигран.

Однако противником куда более сильным и сложным, чем фанатически грубый Сачверель, был Свифт.

Судьба столкнула, таким образом, две крупнейшие литературные величины своего времени. А начинали они, как мы помним, вместе, в «Афинском Меркурии», хотя скорее всего и там знакомство было заочным, литературным. Биографы полагают, что они, Дефо и Свифт, как Толстой и Достоевский, ни разу в жизни не встретились. Исследователям в самом деле представляется достоверной такая картина: приходит Свифт, уходит Дефо – в кабинете государственного секретаря. Опять они разминулись, с той символической разницей, что Свифта принимают открыто и торжественно, а Дефо выпускают через потайной ход.