Дефицит

— Поговорим. Не я же инициатор, а она, я пассивная сторона. Хотя, как сказать…

— Ты полагаешь, жена профессора просит тебя о свидании, чтобы рассказать тебе свежий анекдот? Моды на зимний сезон или что-нибудь в том же духе?

Катерина задумалась.

— Я полагаю, она намерена обговорить мое поступление. По телефону такие дела не делаются.

— Допустим, начнете вы разговор. Ты ей будешь ставить условия или она тебе?

Действительно, кто кому и какие условия? Почему она просила не говорить родителям? Вот тебе первое условие, не совсем понятное, даже совсем непонятное.

— Повтори подробно весь ваш разговор, — потребовала Марина Семеновна, видя Катину растерянность. — Ты могла что-то не так понять.

Дочь повторила, выделяя главное:

— Я сказала, папа в больнице, а она мне: знаю-знаю, то есть ей профессор сказал. О просьбе отца она ни слова, это понятно. Разговор не телефонный, она подчеркнула, тоже понятно. Нам надо обговорить с глазу на глаз, ровно в восемь в скверике возле ЦУМа, где она мне все скажет.

— Как понять все?

— Очень просто, мамочка. Профессор Сиротинин не может один все дело решить, иначе она бы не стала звонить. Там ведь приемная комиссия мощная, он в нее, кстати говоря, не входит. Следовательно, есть препятствия, которые надо преодолеть, а это чего-то стоит. Видимо, речь пойдет о сумме? — Катя вопросительно посмотрела на мать. — Именно так, о чем же еще? Я как-то сразу и не подумала, спасибо тебе, мамочка.

— Больше она ничего не говорила? Конкретно никакого намека?

— Разговор не телефонный — куда еще конкретнее? Она не так глупа, мамочка.

— А может быть, это ты не так умна?

Катя посмотрела на часы — половина восьмого, времени на прения у нее нет, пора выходить. Не забыть «Юность» седьмой номер. Катя взяла журнал, и тут ее осенила догадка: она наивна, если не сказать большего, она действительно не так умна, как того требуют обстоятельства. Елена Леонидовна говорила намеками. Слова ее: «Захватите с собой что-нибудь заметное» следует понимать вполне определенно, нужна ей «Юность» как рыбе зонтик.

— Мамочка, она намекнула, чтобы я захватила с собой сумму. — Катя в растерянности прижала журнал к груди.

Марина Семеновна отрицательно покачала головой.

— Сиротинин, Катя, не из тех людей.

«Начинается!» — встревожилась Катерина и возразила запальчиво:

— Ты не знаешь, мама, каким может быть человек в сложной ситуации. Он не может обойтись без посредника, это же естественно, и кто, как не жена, сможет ему помочь? Риск в таком случае сводится до минимума, понимаешь?

— Все-таки ужасно, как ты думаешь о людях! Уверяю тебя, Сиротинин не такой, чтобы говорить о каких бы то ни было суммах. Он человек не от мира сего, — уверенно сказала Марина Семеновна.

— Ты рассуждаешь, как отец, и оба вы заблуждаетесь, потому что не представляете всей картины. Ведь не вы поступаете, не вы там отираетесь, а я поступаю, все вижу и все ловлю. У меня нервы обнажены, я каждой клеточкой ощущаю, как тянут за уши того же сынка директора комбината. У него уже две пятерки, а за душой ничего, кроме какого-то там разряда по самбо или по скалолазанию, уж не знаю.

— Катя, пойми меня правильно, — Марина Семеновна начала нервничать. — Сиротинин вполне может тебе помочь, я с этим не спорю, отец с ним поговорил. Но профессор никогда не пойдет на взятку, тем более помогая коллеге. Ты недооцениваешь авторитет своего отца.

Катя недолго думала, сразу додумалась:

— Сиротинин не такой, пусть, я тебе верю. Но жена его — такая, и тут уж поверь мне, я ее знаю! Подобные дела она ловко обставляет без его ведома. Вот почему она просила ни слова не говорить родителям. Теперь тебе все ясно?

Да уж куда яснее. Теперь и Марина Семеновна задумалась. А Катя продолжала наседать:

— Деньги ей нужны сегодня, мамочка. Когда я ей предложила «в любое удобное для вас время», она подчеркнула: «давайте лучше сегодня». Мамочка, мне надо спешить. — Катя показала на часы.

— Ну хорошо, — сдалась мать, — сколько? — Ну а как ты думаешь?

— Рублей… триста? Четыреста?

— Девчонки говорят, две тысячи, если уж наверняка.

— Прямо так сразу уж и две тысячи! — возмутилась Марина Семеновна.

— Такая такса, мамочка, международная. Ты пойми, там не один человек, у них система, синдикат своего рода. Как же они такую мелочь, триста рублей, будут делить? И что ей самой останется? Она должна сразу же кого-то озадачить суммой, обязать, чтобы он почувствовал всю меру ответственности, как ты не понимаешь?!

— Но две тысячи! Прямо так сразу и выложить. Можно ведь потом внести, они же тебе верят. — Марина Семеновна была крайне растеряна.

— Нет, мамочка, вносят заранее, чтобы была гарантия.

— Хотя бы какую-то часть сначала?

— Нет, я хочу сразу! — воскликнула Катя. — Я все-таки дочь хирурга Малышева!

— Но такая сумма!

— Мамочка, зато я сразу буду спокойна. А ты разве нет?

Марина Семеновна не знала, что тут делать, как тут быть.