В свое время Петрищев попал под такую травму, что Малышев еле его собрал, но дело не в этом. Дело в том, что Марина с утра сидит на телефоне и обзванивает, черт побери, всех, иначе откуда бы сразу могли узнать и в горсовете, и на комбинате, и в глазной больнице? Вот манера! Названивает, вымогая сострадание к своему мужу, будто сунули его в клетку с тигром, спасите его, помогите. Если уж так, вы бы лучше тигра поберегли. Подняла, конечно, на дыбы свое застолье, а у тех в руках все вожжи города, все пульты слухов, сплетен, прогнозов. Для Малышева тут, кстати, немалый фактор риска того самого, патогенного. Собирала она застолье по праздникам — ни одного врача, ни одного родственника, только лишь нужные, только энергичные люди — завсекцией из ЦУМа, директор гастронома, ключевые дамы из ковровой артели и из книготорга, закройщица из Дома моделей, тут же какой-нибудь нужный командированный из Алма-Аты или, еще лучше, из Москвы. Их скрепляло, цементировало сознание своей взаимополезности. Да и престижно собираться у Малышева, известного хирурга. Слава богу, мужа она от застолья освобождала. Говорили они о рецептах пирогов, пирожков и пирожных, о масках против морщин, тасовали городские слухи, кого снимут и кого поставят — «а он такой самодур», — над столом так и плавали пальцы в кольцах и каждое рассмотрено и обсуждено — цена, проба, фирма, модно-не модно. Он не терпел их ритуала, радения, одних и тех же разговоров, вернее, одних и тех же акцентов. Марина иногда приставала: «Зайди, хоть поздоровайся с людьми», — и он заходил, если выпадало благодушное настроение, мог и посидеть с ними минут пять-десять и даже снисходил до понимания — им легче жить в таком содружестве, у них от этого тверже уверенность в завтрашнем дне. Легче жить, думал он в спокойном состоянии; легче хапать, думал он, усталый и раздраженный. Марина лисичкой подъезжала к нему, угодничала, подмазывалась, чтобы он не разгонял их честную компанию, и он терпел, только в одном был тверд — не ходил в сауну, хотя Марина до смешного упрямо напоминала: сходил бы в сауну, Борис тебе сделает. Он фыркал на ее рваческое «сделает, провернет, устроит», будто Борис там мойщиком, парикмахером, вахтером, или мастер спорта международного класса. Она и сегодня наверняка подключила Бориса, теперь жди: вот-вот раздастся звонок из Минздрава СССР или из Всемирной организации здравоохранения.
Алла Павловна измерила ему давление и опять ничего не сказала. Но в молчанку она пусть с другими играет.
— Сколько? — потребовал он.
— Сто двадцать на восемьдесят.
Он по глазам ее видел, что больше, но говорить правду она не хочет.
— Психотерапи-ия, — проворчал Малышев. Ему все-таки явно легче со своим доктором, даже хочется поблажить. Она хороший врач, если от одного только ее присутствия меньше головная боль. Он так и сказал ей, она смутилась, но попыталась скрыть и строго спросила:
— Надеюсь, вы не думали о делах, Сергей Иванович? Вам нужен полный покой, забудьте о том, что вы чего-то не сделали, не успели и прочее. Вы должны быть беспечным и беззаботным.
— С удовольствием. Но как быть с причинами, Алла Павловна?
— Никаких причин, потом-потом.
Значит, давление у него держится.
— Нет, я хочу сейчас, — настоял он. — Скажите мне, какие чаще всего бывают причины. Не бойтесь, я не так плох, как показывает ваш тонометр.
Она помолчала, но он требовательно ждал, и она стала перечислять как по учебнику: давление может подниматься от заболеваний почек, от нарушений эндокринной системы, не исключаются наследственные факторы, возрастные изменения, климакс, у мужчин, как ему известно, он тоже бывает. Наиболее частые причины — повышенная возбудимость психической сферы, неадекватная реакция, дефицит положительных эмоций, производственные условия. У телефонисток, например, гипертония в три раза чаще.
Он смотрел на нее, следил, как она бесстрастно перечисляет, будто стараясь не наступить ему на больную мозоль, затем сказал, что ни один из факторов ему не подходит. Просто навалились мелочи, которых прежде не было. Перестали подметать вовремя — вот в чем причина. Загрязнение стало гуще, и он споткнулся.
— У вас раньше поднималось давление?
— Нет, никогда!
— Ох, уж эти хирурги! Никаких сомнений и допущений, только резать. А давление у вас поднималось, между прочим, каждый день, особенно перед операцией.
— Но потом ведь приходило в норму! Это функциональная гипертензия, а вы сразу ставите гипертоническую болезнь.
— Ничего я вам сразу не ставлю, у вас элементарное переутомление, Сергей Иванович, я же знаю, каждый требует, чтобы оперировал только Малышев. Прыщик вскочит, какой-нибудь панариций на пальце, непременно подавай Малышева.