Дефиле озорных толстушек

Коржиков крякнул еще раз. Мне показалось, что он не согласен с характеристикой, которую вежливая Алка дала мне в новом имидже. Видимо, старшему лейтенанту я вовсе не показалась милой дамой. Я обиделась и от обиды обнаглела.

– Прекрасная натуральная мануфактура! – одобрительно сказала я, шагнув к Коржикову и нахально пощупав рукав его летней рубашки. – Это хлопок?

– Кажется, хэбэ, – машинально ответил старлей.

– Хлопчатобумажная ткань хорошо защищает от вредного ультрафиолета! – вкрадчиво сказала всезнайка Трошкина. – Бурундийские дети просто мечтают о такой одежде!

Наверное, Коржиков подумал, что мы с Алкой сейчас в четыре руки начнем раздевать его в пользу африканских голышей, а гуманитарный стриптиз не входил в круг его служебных обязанностей. Парень слегка попятился, и освободившегося пространства мне хватило, чтобы протиснуть мимо него в прихожую свои гигантские выпуклости.

– Спасибо вам, Аллочка, за щедрое пожертвование! – обернувшись на пороге, сказала я.

– Пожалуйста, – промямлила Трошкина, с сожалением посмотрев на узелок в моей руке.

– Брали бы пример с Аллочки, товарищ старший лейтенант! – с укором сказала я Коржикову. – Одинокая девушка, сама сиротка, без родителей, без материальной помощи со стороны, а проявляет деятельное сочувствие к бедным сомалийским детишкам!

– К бурундийским! – быстро поправила меня Алка, заметив, что я завралась.

Это прозвучало так, словно страдающие от жесткого ультрафиолета сомалийские крошки, в отличие от бурундийских, не вызывают у нее никакого сочувствия. Заявление попахивало дискриминацией, но я не стала развивать эту скользкую тему. Спешно сделала вежливый книксен и деловито зашагала вниз по лестнице.

Дверь двадцать первой квартиры за мной захлопнулась, но я не изменила направление движения, памятуя, что за мной могут наблюдать в глазок. Спустилась на четвертый этаж, только там вызвала лифт и поехала к себе на седьмой, облегченно крестясь и с сочувствием думая об Алке. Надеюсь, мои слова о бедной сиротке, которой некому помочь, растрогают милицейского товарища Коржикова, и он отнесется к Трошкиной гуманно.

В образе рыжей толстухи с узелком я поскреблась в свою дверь, которая немедленно распахнулась.

– Ну, наконец-то! – шепотом вскричал Зяма, затаскивая меня в прихожую.

С искренним удивлением я отметила, что братца мой маскарад не обманул, и спросила:

– Как ты меня узнал?

– По тапкам, – коротко ответил он.

Я опустила глаза и посмотрела на свои ноги. Действительно, в целом я преобразилась, но тапочки обула свои. Собственно, иначе и быть не могло: у Трошкиной цыплячья лапка тридцать шестого размера, а у меня – редкий для женщины сороковой номер.

– Шагай сюда. – Братец увлек меня в кухню, где папуля методично пластал хлебный батон.

– Папка, ты, никак, сухари сушишь? – с подозрением прищурилась я. – Это для меня, что ли? В тюрьму дочурку собираешь?

Папуля выразительно пожал плечами и отодвинул доску на край стола. Я присела на диванчик и уютно сложила руки на пухлом подушечном животе.

– Ты голодная, Дюша? Кушать будешь? – спросил папуля, открывая холодильник.

– Нет, не голодная, меня Трошкина отбивными накормила, – ответила я, покосившись на братца. – Мы как раз завтракали, когда кое-кто натравил на нас старшего лейтенанта Коржикова!

– Я же не знал, что ты там! – обиделся Зяма.

– Мог бы и догадаться! – буркнула я.

– Отставить разборки! – скомандовал папуля. – Индия, рассказывай, что с тобой случилось!

– Расскажу, – согласилась я и обернулась к надувшемуся братцу. – Зяма, принеси, пожалуйста, диктофон! Думаю, будет правильно, если мой рассказ услышат и компетентные лица. Вдруг это им пригодится?

– Разумно, – заметил папуля, устраиваясь на табуретке напротив меня.

Зяма притащил диктофон и тоже подсел к столу.

– Можно начинать? – спросила я. – Ну, слушайте. Все началось в понедельник утром. Мой шеф, директор рекламного агентства «МБС», вызвал меня и дал ответственное поручение: найти подходящую модель для съемок рекламного ролика магазина женской одежды «Кубанский габарит»…

Папа и Зяма слушали меня, не перебивая, диктофон тоже весь обратился во внимание, так что минут за десять я с повествованием справилась. Закончила смотринами Солонцова в морге, который оказался никаким не Валерой, и ответственным заявлением:

– А к похищению Саши Рыжикова я никакого отношения не имею и ничего об этом не знаю!

– Так, – папуля протянул руку и выключил диктофон. – А теперь давайте смотреть, что получается.

– Фигня какая-то получается! – заявил Зяма, подергав себя за куцую дизайнерскую бородку. – На Индюху-то начали наезжать гораздо раньше, чем произошло похищение ребенка! Этот свин, как его?

– Фунтик, – подсказала я.

– Этот Фунтик выбрасывал Индюху из окна еще позавчера! – любезно напомнил братец.

– Давайте временно отставим Фунтика, – предложил папуля. – Рассмотрим другую фигуру – парня, который назвался Валерой. Я рассуждаю так. В салат-баре бистро никаких маринованных грибочков не было. Значит, он принес их с собой. Дюша, вспомни, когда вы только увиделись, что у него было в руках?