Дефиле над пропастью

Раздался плач. Это не выдержала Алиса. Она крепилась весь день, так же как и Элена, но нервы сдали. Ее жених тут же обнял девушку, и она уткнулась лицом ему в грудь.

– На тебе лица нет, – услышала Элена голос сына. – Давай выйдем на воздух.

Она кивнула и дала Оскару вывести себя из крематория.

На улице ей и правда стало лучше. Но лицо все еще горело, и Элена протерла его снегом.

– Мама, что ты делаешь? – упрекнул ее Оскар. – У меня влажная салфетка есть, могла бы попросить. – Он полез в сумку, но Элена его остановила:

– Уже не надо.

– Возьми хотя бы платок.

Из дверей крематория стали выходить остальные. Их было немного – большинство людей ушло сразу после панихиды. Остались самые близкие, которых Элена знала, да еще опер Сергеев, имени которого она то ли не знала, то ли не запомнила, и парень модельной внешности, виденный ею впервые.

– Ты не знаешь, кто это? – спросила она у сына.

– Нет. Может, журналист?

– Не похож. Да и что ему тут делать? О Коко все забыли. Времена, когда сам Живанши хотел сделать ее лицом своего Дома моды, а Феллини снять в кино, канули в Лету… – Элена почувствовала, как к горлу вновь подступает комок. – Она была истинной королевой подиума. Первой и единственной манекенщицей тех времен, кого признали на Западе…

Голос сорвался, Элена разрыдалась.

Она познакомилась с Викторией, когда та еще была начинающей. Элена, уже опытная манекенщица, про себя подсмеивалась над ней. Девушка казалась ей неуклюжей и не годной для работы на подиуме. Потом оказалось, она просто на каблуках ходить не умеет.

Она вообще была мало развита в этом плане. Обычно красивые девушки ее возраста все знали о прическе, макияже, маникюре, Виктория же поражала своим невежеством в этих областях. Как-то Элена предложила той сходить с ней за компанию в варьете. Коко с радостью согласилась. Но, когда узнала, что надо принарядиться, сникла.

– У тебя нет выходного платья?

– Нет.

– Ты работаешь манекенщицей и не имеешь…?

– Я не так давно работаю. Пока не подарили.

– Так купи сама или закажи у портнихи.

– Боюсь, куплю или закажу не то.

– Ладно, я тебе одолжу платье. У меня есть одно, которое тебе пойдет очень. Но оно дымчатое, и чтобы ты с ним не слилась, сделай стрелки пожирнее и губы ярче накрась.

– Может, ты меня накрасишь?

– У тебя что же, и косметики нет?

– Есть. Но я краситься не умею.

– Ты с луны, что ли, свалилась, девушка?

– Почти, – улыбнулась Виктория. – Я выросла в таком захолустье, где помаду, как реликвию, из поколения в поколение передают. И красятся ей только по праздникам.

После того похода в варьете девушки не виделись месяца два. Элена сдавала сессию, потом отдыхала с мамой в Кисловодске. Когда вернулась в Москву, встретилась на показе в ГУМе с Викторией и не узнала ее. Внешне девушка оставалась все той же, даже прическу не сменила – ракушка на затылке стала впоследствии ее визитной карточкой, а вот подавать себя стала иначе. С уверенностью и каким-то аристократическим достоинством. И если первое легко объяснялась – Виктория быстро научилась и краситься, и наряжаться, и уверенно ходить на каблуках, то откуда взялось второе, Элена понять не могла. Ее мать всегда говорила: «Девушка может уехать из деревни, а деревня из девушки никогда», и она с нею соглашалась, гордясь тем, что не просто городская – столичная. Но Виктория своим примером опровергала их общее мнение. В ней не осталось ни капли провинциальности. Как будто она была налетом пыли на античной статуе из мрамора. Подуй на него, и без следа исчезнет…

– Мама, возьми себя в руки, – услышала Элена голос Оскара. А потом увидела, как к ней торопливо шагает Васко с каким-то пузырьком в руках.

– Прими, – сказал он ей, вытряхнув на ладонь таблетку.

– Что это?

– Мощное успокоительное. В аптеке посоветовали. Утром купил, выпил и, как видишь, отлично держусь.

Элена сунула таблетку в рот.

– Только снегом не заедай, – пробубнил Оскар, – у меня вода есть.

Она запила таблетку и стала ждать, когда подействует.

– Элена Александровна, мы можем поговорить? – обратился к ней Сергеев.

С разрумянившимися на морозце щеками он выглядел еще привлекательнее. И как бы ни была расстроена Элена, она это отметила.

– Извините, пожалуйста, я забыла, как вас зовут.

– Михаилом.

– Михаил, я не против ответить на ваши вопросы, но мы поминальный обед заказали. Надо ехать в кафе.

– Давайте, я вас до него довезу. По дороге поговорим.

– Хорошо. Я сейчас предупрежу своих.

Через пять минут она забиралась в салон «Лады» и с тоской смотрела на «БМВ» сына. Там подогрев сидений, много места, хорошая музыка, наконец. А тут холодно, тесно, пахнет бензином и какой-то ужасной хвойной отдушкой.

– Сейчас печку включу, согреетесь, – сказал Сергеев, заметив, что Элена передернулась. Он думал, она только от холода.

– А что за молодой человек на похоронах присутствовал, не знаете? Он в сторонке стоял. Высокий такой…

– Это сосед вашей покойной подруги Данила Власов. Не упоминала она о нем?

– Нет, – ответила она, не задумываясь.

– А по его словам, они тесно общались.