Деды и прадеды

Ян Белевский, известный на всю округу мельник, не был раскулачен лишь благодаря своему звериному чутью на неприятности. Увидев, какие с приходом красных развернулись события и кто стал заправлять жизнью людей в уютном Топорове, Ян посоветовался с матушкой своей, старой Ангелиной, да и отдал свой большой, крытый железом дом для собраний комнезама. Комитет незаможников, ясное дело, заседать в таком домище не стал, и вскоре туда переселился сам председатель комнезама со всей домашней ордой. Председатель испытал редко с чем сравнимое счастье, в течение полугода пропивая дом, — забор, железо с крыши, наличники, ворота и прочие излишества. Когда был пропит и пол в доме, он вернулся обратно в свою сгнившую хатку, однако Ян был на время вне опасности.

Ян был фигурой заметной во всех отношениях, поскольку был без малого двухметрового росту и веса не меньше десяти пудов. Никто в ближайшей округе и не пытался спорить со вспыльчивым мельником, лишь изредка просили старую Ангелину о справедливости. Тогда Ангелина, которая еле могла сухим кулачком достать до груди сыночка, подзывала оробевшего Яна и лупила в его грудь, как в барабан.

В голод Яна хотели умучить, не без основания полагая, что у мельника не может не быть спрятан хоть мешок зерна или муки, однако Ян, выплёвывая зубы и утирая кровь с густой бороды, сумел прошамкать что-то о колхозной мельнице и показать нужную бумажку. А и действительно, Ян был первым, кто внес в колхоз своё имущество, в том числе и свою мельницу. Многие запасливые хозяева тогда считали его сумасшедшим, но позже они, как правило, могли задуматься о правильности доводов, закапывая своих детей где-нибудь в бескрайней казахской степи. Поэтому Ян и показал отряду письменную благодарность за передачу мельницы, что он передовик и активист, а не простой селянин. Тем и спасся.

Наряду с крайней вспыльчивостью Ян отличался ещё и редкой застенчивостью. Однажды упрашивали селяне его, как передовика, выступить на собрании колхоза по поводу сломавшихся тяг на мельнице, уламывали и так, и эдак, а бедный Ян лишь отнекивался, багровея и мыча. А и надо-то было сказать, что мельница не мелет. Но Яна всё-таки вынудили, и он встал.

— Давай, Белевский! Скажи, Янек! Ой, зараз вш скаже! — послышался смех с задних рядов.

Бедный Янек медведем выкатился перед собранием, покряхтел, раскачиваясь корпусом и налитыми кровью глазами оглядывая шутников.

— Что ты, Белевский, имеешь сказать? — прошелестел из-за спины голос из президиума.

Янек опустил голову, начал водить могучими плечами, совершенно окончательно побагровел и… продолжил играть в молчанку. Наконец, уступая встречным аплодисментам развеселившихся мучителей, поднял ручищу, резко махнул вниз и выпалил:

— Не пы! Не мы! Не круть!!

Это была самая продолжительная речь Янека Белевского, которая с того дня стала образцом местного красноречия. Всякий раз, когда в домашнем хозяйстве или где-нибудь ещё ломалась какая-нибудь лопата, тачка, сеялка или телега, то хозяева или собравшиеся мужики, почёсывая затылки, обязательно вворачивали знаменитое «не пы, не мы, не круть», то есть «не пылит, не мелет, не крутится». Но, в силу повышенного буйства автора крылатой фразы, предпочитали при Янеке так не шутить.

Забыл ещё сказать, что Янек был несчастливо женат. Женился он по любви на дочке давних знакомых Ангелины, но его жена со временем решила развернуться во всю силу от маменьки доставшегося крутого характера и доводила супруга бесчисленными придирками. Ласки она, как говорится, меряла чайными ложкам, обязательно в награду за какой-нибудь новый платок, меховой воротник или туфли. Она быстро располнела и утратила приятную глазу пухлость форм, превратившись в довольно назойливого домашнего тирана с заплывшими чертами постного лица. Но Янек никак не мог отказаться от своего чувства, он пытался объясняться, пытался разговаривать, но, как вы уже понимаете, его попытки, не блиставшие красноречием, оставались без последствий.

Старая Ангелина и сама была не рада, что сосватала сыну такую партию. Со временем она круто рассорилась со сватьей, называя вещи своими именами, но вся ругань не могла исправить семейные неурядицы мельника. Янек был хорош собой, был на виду, и не одна весёлая хозяйка млела по нему и захаживала на мельницу, мурлыча и ласково улыбаясь. Но, имея бесчисленные возможности разнообразить мужскую жизнь, Янек хранил верность своей половине, даже не столько ей, сколько обещаниям молодости.

Безрадостные годы текли своим чередом. Белевские дожили до сорока лет, и детей у них так и не было.

Когда в Топоров пришли немцы, Янек стал пропадать на мельнице; он дневал и ночевал там, стараясь обеспечить две пекарни мукой. И тогда Янеку опять повезло — все знали, что мельница принадлежала когда-то ещё его деду, поэтому немцы признали в нем бывшего хозяина и не особенно досаждали придирками и орднунгом. Да и Белевского не надо было принуждать к работе.

Работу он любил.