Дебютантки

Мэгги отлично понимала, что Мейв говорит не о ребенке Крисси. Но она все равно не может сказать Мейв, где ее собственный ребенок, потому что после этого у Мейв не будет ни одной спокойной минуты.

— Мейв, ты хочешь сказать, что я тогда была неправа? — Даже если Мейв и не знает, что у ее ребенка есть отклонения, неужели Мейв считает, что ей не следовало так поступать? Она закрыла глаза.

— Скажи мне — я была неправа? Тогда я договорюсь с врачом, чтобы Крисси сделали аборт прямо у нас дома. Объясни мне, что больше соответствует нормам морали — потому что абсолюта не существует в этой жизни — не дать родиться ребенку или отдать уже родившегося ребенка на усыновление неизвестно куда, кому и как. — Она подумала, что ответила бы Мейв, если бы знала, что ее ребенок ненормален.

Мейв старалась не расплакаться. Ей понадобится много сил, чтобы сильно обидеть тетю Мэгги, чтобы у Крисси появился еще один шанс, чтобы она не испытывала тех мук, которые пришлось перенести самой Мейв, и страдать так, как она до сих пор страдает.

— Ты была неправа, тетя Мэгги. Прости меня, но ты была неправа.

В библиотеке стало темно, Мэгги и Мейв сидели, не зажигая огня. Мэгги — в кресле, а Мейв на полу, положив голову тетке на колени.

Начало и конец. 1945

1

Мэгги лежала в кровати, она теперь проводила там большинство времени. Она слушала радио: президент Рузвельт, храбрый боец, умер. Мэгги так страдала за свою страну. Что же касается президента, он уже был у Бога. Ей самой осталось немного времени до этой встречи. Она не сможет присутствовать на выпускном балу Мейв. Бал должен состояться всего через два месяца, но что касается самой Мэгги — для нее это было все равно что через два года. Она почти ничего не ела и становилась с каждым днем все слабее. Врачи предлагали ей лечь в больницу, где они нашпигуют ее иглами и еще немного продлят ее жизнь. Для чего? Ей бы хотелось, чтобы ее похоронили до окончания Мейв школы, чтобы ее отсутствие не мучило бы Мейв так сильно и по возможности не омрачало ее радость по поводу окончания учебы. Она хотела умереть здесь, дома, а не в больнице. Но ей следовало сделать еще одно дело.

«Боже, дай мне время, чтобы покончить со всем!»

Она послала телеграмму Пэдрейку, чтобы он приехал к ней, так как она лежит на смертном одре. Она никогда не сомневалась, что он приедет. Драматическое впечатление от слов «на смертном одре» заставит его мчаться к ней сломя голову. Она знала, где его найти. Она всегда знала, где он был.

О, как она оплакивала его заблудшую душу… Пэдрейк — шутка природы. Она прочитала все его книги — она никогда не переставала поражаться красоте его языка и его воображению. Но в то же время в его книгах было так много ненависти. Его романы состояли из красоты, извергнутой из глубин отчаяния, из осадка его проклятой человеческой натуры. Как, наверно, хохотал Старый Враг и Грешник в день, когда был рожден Пэдрейк. Будет ли он так же хохотать, когда Пэдрейк умрет, потому что он умрет от рук его сестры Мэгги, которая не переставала его любить.

Все было так странно. «Вы всегда убиваете тех, кого любите». Так сказал Оскар Уайлд, а он был тем, кто знал о мерзости жизни все. Но старый Оскар умел так прекрасно смеяться!

О Боже, она так легко отвлеклась, потеряла ориентацию. Она стала как ее мать. Наверно, это из-за болеутоляющих лекарств. И мать, и дочь! Но когда приедет Пэдрейк, она не станет принимать лекарства. В этот день ей нужно хорошо соображать. Она уже один раз подвела Мейв — разрешила ей родить бедную, Богом отмеченную Сэлли, потому что сама была трусихой — не желала или не смогла не повиноваться канонам ее Церкви! На этот раз она не подведет Мейв. На этот раз она, Мэгги О'Коннор, должна будет совершить убийство, ради милой ее сердцу Мейв!

У нее все еще был пистолет, которым она когда-то угрожала Пэдрейку — на этот раз она им воспользуется! Она спрятала его в ящике ночного столика, он ждал своего часа. Брат приедет. Тем временем она читала молитву и перебирала свой розарий, сделанный из серебра и жемчуга. Она перечитывала книгу «Подражение Христу».

Как-то раз, через несколько дней, она услышала внизу шум. У нее сжалось сердце. Она слышала громкий голос Бетси, которая просила, чтобы Пэдрейк подождал, пока она предупредит Мэгги.

Пэдрейк сам объявил о своем приезде.

— Мэгги! — Голос раздавался по всему дому. — Мэгги, любовь моя! Это я — твой брат!

Она слышала, как он бежал по лестнице. Вот он уже стоит в дверях. Высокий и восхитительный, каким она помнила его. Сильный и хищный, или ей это только кажется? И по-прежнему такой красивый. Дориан Грей, элегантно одетый в черный костюм, так похожий на костюм эпохи короля Эдуарда! Галстук развевался, что было характерно для его стиля.

Он поставил стул рядом с кроватью и сел на него верхом, даже с каким-то шиком.

— Итак, ты умираешь, Мэгги! — Это был не вопрос и не насмешка. Но его глаза горели. Ее всегда поражало, как могут так гореть его синие глаза, как будто это горячие угли! — Ты позвала меня сюда, чтобы попросить прощения за то, что ты была против меня?