С самого первого года своей семейной жизни Конноры проводили лето в доме Эбботов в Нэханте, весьма скромном курортном местечке неподалеку от Бостона. Когда Элис надоел чопорный и скучный Нэхант, она отдала этот небольшой, довольно простой дом своей дочери, а сама купила знаменитый «Золотой дом» в самом фешенебельном районе Ньюпорта у моря, принадлежавший Вандербильту, который находил Ньюпорт провинциальным по сравнению с европейскими курортными местечками. Дом этот получил свое название от огромного зала, используемого для проведения балов, украшенного с таким богатством, что это казалось почти неприлично. Стены его были покрыты позолотой, и там висели три огромные люстры, с хрустальными подвесками величиной с детский кулак, так что в доме держали специального лакея, в чьи обязанности входило ежедневно чистить эти люстры. В стены были вделаны огромные венецианские зеркала, а пол был выложен старинным мрамором и частично закрыт персидскими коврами, которые сворачивались, когда в зале проводились балы.
Сразу же Элис Эббот начала давать приемы, бросая вызов своим соседям: Патрисии Марлоу, живущей с одной стороны, и Каролине Шермерон Астор, признанной королеве высшего света, — с другой. Элис Эббот решила, что она даст бой этой надменной Астор, да и манерной Марлоу тоже.
Пока его теща вела светские бои в Ньюпорте, Патрик Коннор обнаружил, что, хотя он теперь и стал официальным владельцем собственности в Нэханте и, следовательно, имел право на членство «Нэхант клаба», его все равно не принимали в высшем свете. Ему не только было отказано в членстве в клубе, но ни его, ни членов его семьи не принимали там даже в качестве гостя без Элис Эббот. Будучи глубоко задетым, он продал свой домик шурину Полу, который автоматически тут же стал членом клуба.
Затем Патрик, Маргарет и дети стали проводить лето в Ньюпорте, живя в доме матери Маргарет. Естественно, они присутствовали на всех мероприятиях, проводимых Элис Эббот, однако на другие вечера и приемы их не приглашали. Полагая, что он станет более уважаемым членом местного общества, если будет иметь здесь свой дом, он купил Роузвуд, один из самых больших особняков города, когда его выставили на продажу. Он стал соседом миссис Астор с левой стороны. Та немедленно приказала заделать свои окна, выходящие в его сторону, и весь Ньюпорт гудел по поводу оскорбления, нанесенного Патрику. Другие соседи Патрика — справа — воздвигли между их участками такую высокую кирпичную стену, что дом Конноров им не был виден вообще. В конце лета Патрик получил записку: «Ирландцы здесь нежелательны». Чтобы досадить соседям, он продал свой дом еврею — если бы он смог, он бы продал его негру.
Он вернулся в Бостон и ходил мрачным всю зиму. Жена его не трогала — она уже по опыту знала, что ничем не может помочь, если на Патрика нападала хандра. Ничего не могла она поделать и с его растущим пристрастием к алкоголю. Если она и пыталась заговорить с ним об этом, то это вело лишь к очередному приступу бешенства с битьем посуды.
Его депрессия усиливалась. Вся его жизнь была тусклой и малоинтересной. Он уже не радовался своему дому на площади Луисбург, уже не вытирал ноги об изящную решеточку для очистки обуви, которая была в каждом доме этого квартала. Он стоял в нише оконного проема и смотрел на очаровательный небольшой садик, но вместо радости обладания этой красотой он находил все это безумно скучным. Однажды он разбил кулаком одно из затемненных стекол, хотя и знал, что замену найти будет невозможно — это стекло было привезено из Англии еще в 1818 году.
Он не выносил ни жены, ни детей, ни даже младшего сына Джеймса. Он лишь напоминал Патрику о захлопнутых перед его носом дверях. А этот мерзкий щенок Пэдрейк, который шарахался от отца, как от чумы, являлся напоминанием, почему перед его носом захлопывались двери. Патрику было абсолютно наплевать, что он необыкновенно одарен для своих лет и писал хорошие стихи. А Мэгги — это полная копия его жены: мягко неодобряющая его пьянство, неизменно жизнерадостная, несмотря на его приступы бешенства, и очень ответственная. Он не мог простить ей ее некрасивость.
Затем как-то весной Патрик принял решение. Он поедет туда, где находятся его друзья. У него еще были связи с брокерской фирмой в Нью-Йорке. Он купит дом в Нью-Йорке и небольшой домик в Саутгемптоне, где будет проводить лето, неподалеку от Тома Мэлли. Там же жили и брат Тома Тим, и его сестра Лилли, вышедшая замуж за судью Терренса Мэрфи. Ему не нужен Бостон. Черт бы подрал Бостон! Черт бы подрал всех этих надменных протестантов! Черт бы подрал эту площадь Луисбург, и Ньюпорт, и всех «истинных бостонцев»!